Александр Чернов - Одиссея капитана Балка. Дилогия [СИ]

— Но так же не честно, Василий Александрович! — Николай всплеснул руками, — «Небольшой момент»! За ТАКОЕ, чем я смогу Вам отплатить? Это же…

— Это ГЛАВНЫЙ секрет Империи, Ваше Величество. То главное, что я реально смог сделать для нашего народа, когда понял, где и КОГДА мне предстоит оказаться. И с кем есть шанс встретиться. Но об этих списках должны знать только Вы и я. А отплатить… так Вы уже отплатили. Тем, что нам поверили.

— А Ваши друзья? Им об этом тоже не нужно знать?

— Только каждому в его сфере. И не потому вовсе, что я не доверяю Рудневу или Банщикову. Просто против нас будут играть очень серьезные силы. Мало ли что? Да ведь Вы и сами все прекрасно понимаете.

— Да, это логично. Согласен. Но как же Вы сумели все запомнить?

— Хоть и многое, но не все, к сожалению. Может, вследствие процесса переноса, или годы сказались. Там-то я был уже не молод. Меня весьма расстроило, что все списки восстановить не смог. Поскольку нас, офицеров главного разведывательного управления Генерального штаба, этому специально учили. Запоминать информацию. Кроме того о ком-то и о чем-то знал и так, из книг, учебных программ. Да, и время было на подготовку, и структурно подобранная, систематизированная информация, что упрощало задачу.

— Спасибо! Но все-таки, знаете, Василий Александрович, ГЛАВНЫЙ секрет нашей Империи, это Вы, — Николай улыбнулся в усы, — С ума сойти можно! Вот так вот: взять и походя подарить царю пол царства, коли не больше.

Только вот что-то мне подсказывает, что с Вашими талантами, Вы и сами сможете сделать для России много такого, без чего эти списки нам не очень-то помогут. Особенно в свете того противостояния, которое скорее всего нам предстоит в ближайшие годы…

Ну, вот мы и вернулись, господа.

Через час будьте добры, явитесь ко мне в вагон, Василий Александрович, Вас встретят. Только не один приходите, а с Вашей невестой. У Нас для вас двоих подарок имеется, — Николай расхохотался, глядя на обалдевшую физиономию Балка, — кстати, можете ей сообщить: по поводу ее брата все подтвердилось. Он жив. Находится в японском госпитале. Поправляется после ранений. Не слишком тяжелых, к счастью. А чтобы у самураев не возникло желания задержать молодцов-катерников подольше, Мы отправили нашему брату, Божественному Тенно, соответствующее послание.

Пока не задерживаю Вас долее, капитан Балк.

«Сдал меня Мишаня. С потрохами сдал… Ну, погоди, ужо товарищ Великий…»

— Честь имею, Ваше Величество!

— Вадик! Ну, здравствуй, дорогуша. Заходи! Спасибо Фредериксу, свои апартаменты уступил, пока императоры с ранеными общаться направились. Минут сорок на интим у нас есть. Дверь только прикрой поплотнее, — Руднев плотоядно ухмыльнулся, — Видишь, незадачка: хотел пристебаться к чему-нибудь, да для порядка в торец тебе двинуть, а не выходит, блин. «Сделано хорошо», пришлось на фалах вывесить.

И Петрович заключил улыбающегося Банщикова в объятия.

— МолодцА, однако. Четверка. Твердая. И по всем твоим питерским житиям главный вопрос у нас к тебе будет: Как ты, в принципе, умудрился Николая охмурить? Я, честно говоря, на ваш с ним консенсус особенно не надеялся. Тем более, на столь скорый.

— Петрович, здорово! Я тоже соскучился по вам с Василием Александровичем, ей Богу! Жуть как надоел этот роман в шифротелеграммах и секретных письмах. А четверка-то почему, Василий Александрович? Может хоть с плюсом?

— С тротилом к Кадзиме вы не успели? А у меня из-за этого «Якумо» с «Токивой» живыми отползли. Срок ухода Беклемишева с Балтики сорвали? Вот тебе и «минус балл». С минометами затянули? Ага? Что, трояк корячится? Но я сегодня добрый, студент. Плюс еще — за КЛки. Так что, таки-да, четверочка Вам, любезный, — за Балка ответил Петрович.

— Фу, какой педантичный стал! Вот уж от кого занудного скрипа не ожидал…

— Ты Всеволодовича моего не обижай, смотри. Мне от него, слава Богу, не только лысина и отягчение в виде «минус двадцать годков» перепали…

— Ха! Роман ему с нами надоел! Слыхал, Всеволодыч? — подмигнул Рудневу Балк, — Ладно врать-то, господин военно-морской секретарь. Соскучился он…

До нас ли ему тут, шаркуну паркетному, было!? Уж о твоем-то романе вся Расея наслышана. Это только до нас, до последних, все всегда доходило: на мостиках да в окопах не до столичных салонных новостей. Вокруг, по большей части, или пошлые анекдоты, или кровь, дерьмо и гайки в равномерном шимозном замесе. А ты у нас, оказывается, не только фаворит царя-батюшки, но и без пяти минут зятек, панимаишь — коверкая и растягивая произношение последнего слова «под Ельцина» рассмеялся Балк.

— Василий, ну хватит уж под…вать! Я тут из кожи вон лез, чтобы все ваши задумки получились. Да и от себя кое-что добавил, кстати.

А про Ольгу, я тебя очень прошу, — не надо так. Да и сам я не знаю, как оно дальше будет. На брак Николай разрешения не дает. Так, мол, живите, — ваше дело. Пока сквозь пальцы смотрю, будьте довольны. А с бредовыми морганатическими идеями — лучше и не подкатывайтесь. Оленька уже извелась вся, а я… что я могу сделать? Для нее ведь без венчания — грех это все…

— Тю… Василий! Дывись: богатые тоже плачут! ПОЧЕМУ не докладывал?

— О чем, Петрович?

— Об «особых отношениях» с особой царствующего дома, мать твою, а не каламбур!

— Петрович! Ну, хватит. И ты туда же… это же личное…

— Личное? Какое, нафиг, личное, когда за подобные штучки у менее демократичного государя знаешь, что случается? Любофф у него, прости господи…

— Василий Александрович, Вы, извините, конечно, но, во-первых, делу общему от этого только польза. А во-вторых, повторяю: это мое личное дело. И я, то есть мы…

— Хм… Всеволодыч. Как считаешь, может пора вздуть его? Разок. ПРАВИЛЬНО. Чтоб понял, перед кем хвост поднимает.

— Василий. Перестань, пожалуйста. Не задирай. Сам хорош: видишь же наша «особа приближенная» в растрепанных чувствах…

А ты, Вадим, не ной. Что за пацанство? Любите друг друга? И — слава Богу. Этим и дорожите. А что там и как дальше вывернет, сейчас не узнаешь. Я так понимаю, что вертят тобой, дорогуша. Причем не хитрости или капризов ради, а просто потому, что у твоей принцессы хреново все это с жизненными установками в православном ключе укладывается. Можно понять. И посочувствовать. Но изменить что-то быстро — нельзя. Ты сам-то понимаешь, что этим взвалил на нас еще одну проблему? Не токмо на себя, любимого. А на нас на всех. Ибо Николай нас на индивидов не разделяет. Понимаешь?

— Типа того…

— Типа? Чучело ты, а не кандидат на Нобелевку, — Петрович заржал, — Ладно. Слушай инструктаж, герой-любовник. Краткий.

Первое. Нытьем, уговорами и т. п. вы нифига не добьетесь. Ситуация сама должна созреть. Но не по типу сбежать и где-нить обвенчаться, или деток нарожать, чтоб потом этим шантажировать. Это — фигня полная. Только отягчающие обстоятельства и не более.