Роман Злотников - Возвращение [litres]

Алекс делано тяжко вздохнул, поёрзал, устраиваясь поудобнее, и начал…

Когда дверь за спиной «гостя из будущего» захлопнулась, в кабинете Генерального секретаря ЦК ВКП(б), в котором в настоящий момент находились все трое «посвященных», повисла давящая тишина.

– Ну и что теперь со всем этим делать? – угрюмо поинтересовался Сталин спустя почти пять минут, не столько обращаясь к кому-то из присутствующих, сколько озвучивая собственные мысли. Ответом ему было не менее угрюмое молчание. Сталин тяжело вздохнул и, наклонившись вперед, протянул руку и ухватил трубку, лежащую рядом с пепельницей. Набивая её, он всегда успокаивался и начинал мыслить более адекватно. А это сейчас ему было крайне необходимо…

– А может, его арестовать? – задумчиво произнес Киров. – Ну, как контрреволюционера…

– И где же это ты, Серж, обнаружил у него контрреволюцию? – прищурившись, поинтересовался Сталин.

– Да всё, что он говорил… – возмущенно начал Киров.

– Является результатом хозяйствования нас и наших преемников, а также итогом массы научных исследований и выводов из анализа их результатов множества известных учёных его времени, – отрезал Сталин. – Да, из этих учёных почти никто не стоит на марксистской платформе, поэтому их выводы вполне можно и даже нужно оспаривать, но обозвать их контрреволюционной пропагандой и на этом основания от них отмахнуться будет хуже чем преступлением – настоящей ошибкой.

– Эк, как сказано, – уважительно качнул головой Киров.

– Талейран? – усмехнулся Фрунзе. Сталин качнул головой.

– Нет, Буле де ля Мерт, кстати, известный тем, что разработал Кодекс Наполеона… [115] Кодекс Наполеона – фундаментальный законодательный акт Франции, разработанный по инициативе Наполеона Бонапарта и представляющий собой масштабную кодификацию гражданского права и давший мощный толчок для последующего кодификационного процесса во многих странах мира.

– Как много ты знаешь, Коба, – вздохнул Киров.

– Читать надо больше, Сергей, – наставительно произнес Сталин. – Хотя бы для того, чтобы суметь понять всё вот это, – он кивнул на стол, заваленный папками с распечатками, которые приволок их «гость из будущего». – И суметь отделить, так сказать, «зерна от плевел». А то у тебя сейчас всего два выбора – либо принять все огульно, либо, как ты инстинктивно и пытаешься сделать, взять и отвергнуть. Объявить чушью и забыть. Причем объявить чушью не потому, что изучил, разобрался и понял – чушь, а, наоборот, потому, что не понял. Мол, я ж не дурак, и раз я не понял – значит, однозначно чушь! А автор – враг.

Киров виновато потупился, а потом снова вскинулся:

– Я не совсем понял, что он там говорил про этого, как его там, арди… апи…

– Ардипитека [116] Реликтовый гоминид, один из предков человека, изучая которого американский антрополог Оуэн Лавджой разработал новую модель эволюции человека. , – уточнил Сталин, заглядывая в свои записи.

– Ну да. Он же сколько миллионов лет назад жил?

– Четыре с половиной.

– Во-от. И чем такое ископаемое может помочь нам строить социализм?

– Оно может помочь понять, как нам его не просрать, – несмотря на резкость употреблённого слова, скорее задумчиво, чем напористо ответил Фрунзе. – А привел он его потому, что хотел пояснить, что многие… – он слегка запнулся.

– Модели социального поведения, – пришел на помощь Сталин, снова заглянув в свои записи.

– …да, спасибо, заложены миллионы лет назад и закреплены в человеке на уровне инстинктов и физиологии. Вследствие чего наши возможности, так сказать, «воспитать нового человека» на самом деле куда более ограниченны, чем это ранее представлялось и нам, и всем теоретикам марксизма.

Киров задумался. Сталин набил трубку и, взяв спички, начал неторопливо её раскуривать.

– А всё-таки я не совсем понимаю, чем там, в будущем, занимаются остальные люди? – задумчиво произнес Фрунзе. – Они все там что, лавочники-булочники, что ли?

– Да, мне тоже что-то не верится, что в будущем численность рабочего класса и крестьянства так резко упадет! – тут же оживился Киров. – Не мог же Маркс так ошибаться! Кого же тогда капиталисты эксплуатируют?

– Вот во всём этом и надо разобраться, прежде чем объявлять кого-то контрреволюционером, – зло бросил Сталин. – Тем более что этот человек принес больше пользы стране, чем десяток самых знаменитых академиков!

– Это – да, тут – не поспоришь, – тут же согласился Киров. И в кабинете вновь повисла тревожная тишина. Но где-то через минуту Сергей Миронович подтянул к себе один из валявшихся на столе альбомов с фотографиями, как говорил их «гость», обыденного будущего, и мрачно принялся их листать. Вследствие чего и остальные невольно уставились на них. Таких альбомов «гость из будущего» приволок два комплекта. Один – обычные фотографии, для узкого круга посвященных, а второй – совпадающие почти тютелька в тютельку рисунки, на которых вместо людей были изображены всякие сказочные существа – с зеленой кожей и клыками, с большими глазами и длинными ушами, изображенные в виде прямоходящих кошек, или синекожие с какими-то толстыми отростками на голове вместо волос. И ведь как хитро – точь-в-точь на тех же местах и в тех же позах, как на фотографиях. А ещё по картинкам сразу было видно, что эти люди (и нелюди) жили очень хорошо и богато. В разы богаче, чем сегодня. И, самое обидное, вполне себе при капитализме…

– Значит, так, – хозяин кабинета хлопнул ладонью по столу, – прежде чем что-то решать, надо во всём досконально разобраться. Серж, – он боднул взглядом Кирова, – поскольку ты у нас опять на промышленности, тебе из этого, – Сталин кивнул подбородком на папки, – я отдам только то, что относится к ней. Но в первую очередь твоей задачей будет подготовка большой статьи для «Правды» по поводу увлечения рекордами и опасности головокружения от успехов. Возьмешь все факты из этих папок, и ещё сориентируем Андреева на то, чтобы в этом направлении покопалась ещё и Центральная контрольная комиссия [117] Высший контрольный орган ВКП(б) в 1920–1934 гг. , – он сделал паузу и вздохнул: – Вот не верится мне, что всё так плохо, как говорил «наш дорогой друг», – эти слова Сталин заметно выделил голосом и произнес с усмешкой. Как бы там ни было и как бы много недавно покинувший их собеседник ни сделал для их страны, мировоззренчески он совершенно точно был для них чужд. – Но и в то, что он просто врёт, я тоже не верю.

– Понятно, – Киров вздохнул. – Только, сам понимаешь, вони будет… До этого же рекордсменов везде, так сказать, на щит поднимали. Говорили, что они – лучший пример советского энтузиазма и лучшая демонстрация неоспоримых преимуществ советского строя.