Илья Леонтьев - Окаянный император. Роковое путешествие

— Да, ваше императорское высочество, — и она протянула мне листок бумаги с текстом.

Строчки, написанные не очень аккуратным почерком, запрыгали перед глазами. Принцесса интересовалась, почему «милый Ники совсем забыл свою Аликс», «как она страдает без вестей от меня», и «как мало вокруг людей, которые понимают ее так же, как Ники». Мда… Чувства у этой пары сильные. Вряд ли молодая девушка могла играть так натурально. Но вариантов нет. Придется расставаться…

— Госпожа Домонтович, вы готовы писать ответ?

— А разве вы не сделаете этого лично? — мне показалось, что в ее взоре появилось осуждение. Ладно, переживу.

— Нет. Начинайте.

В максимально вежливых выражениях я попытался объяснить принцессе, что жизнь моя изменилась. Оказавшись на краю бездны (на этих словах переводчица посмотрела на меня влажными глазами), понял, что миссия, возложенная на меня — служение империи, и отвлекаться на что-то еще будет ошибкой. Надеюсь, что мы останемся добрыми друзьями и сохраним хорошие отношения. Опыта общения с противоположным полом у меня было немного, поэтому фразы подбирались с трудом. В завершение пожелал Алисе найти себе достойного друга.

Закончив с письмами, я решил прогуляться по набережной Фонтанки. Погода для этого была не самая подходящая. Ветер гнал тяжелые темные тучи, из которых сыпал противный мелкий дождь. Несмотря на это, день выдался плодотворный. Порвал с возлюбленной, озадачил команду, придумал Технический комитет, пообщался с министром. Правда, по последнему пункту уверенности в благополучном исходе не было. Не понравился мне господин Островский. Сложно с ним будет. Впрочем, поживем-увидим…

Стоп! А ведь сегодня 26 сентября! День рождения программиста Николая Романова. Вот я стал думать о себе, как о другом человеке. Найдя просвет между баржами и дебаркадерами, облокотился на парапет. Вниз одна за другой улетели обгоревшие серебряные вилки, ложки и тарелка. Последней бултыхнулась чернильница. Все. Улики уничтожены, а в месте с ними в стылой невской воде растворился и простой пензенский парень, навсегда уступив место наследнику престола самой большой континентальной монархии из когда-либо существовавших на планете.

Август 1892 г.

Впереди показалась очередная низина, заполненная грязью, и дед Тимоха мысленно выругался. Телега вязла в них так, что лошадь не могла сдвинуться с места. Нет, он не жалел о принятом решении, но дорога давалась все сложнее. В эти минуты он вспоминал встречу, которая перевернула всю его жизнь. Она случилась прошлым летом, но уже обросла легендами. Как рассказывали бабки малышам, замершим от ужаса на печках, однажды в знойный полдень над деревней засверкали молнии и на огромном вороном коне прискакал царевич. В руках он держал вострый меч, а на голове его блистала корона. Наследник строго поговорил с Тимофеем Романовым, которого все деревенские почему-то звали дед Тимоха. Наказав чтить Господа и государя, Николай Александрович купил у мастеров дощанки с ложками и ускакал. Заплаченные им деньги спасли от голода всю Селиксу.

Старухи, конечно, врали. Царевич на богатыря походил мало, да и меча с короной у него не было вовсе. Но сорок уплаченных рублей крестьян от голода действительно спасли. Ни коры, ни глины, ни даже сушеной лебеды в тесто селексинцы, в отличие от соседей, не добавляли. Поэтому, несмотря на внешнюю простоту, впечатление Николай на Тимоху произвел неизгладимое. И когда зимой до Пензенской губернии долетел его призыв к православным переселяться за Урал, дед неожиданно для самого себя решил: поеду. И чем больше возражала семья и соседи, тем тверже становилась его мнение. Еще будучи отроком он отличался необъяснимой упертостью, может, за это его дедом и прозвали, ворчит и ворчит.

Сразу после Крещения Романов отправился в Пензу. Как рассказывал батюшка во время проповеди, в губернских городах появились особые вербовочные конторы. Там помогали крестьянам, которые желали перебраться на край империи. Ранним утром под причитания жены (разревелась дура, как над покойником) и неодобрительные взгляды сыновей отправился он в путь. Путь был недалекий, верст двадцать, дорога замерзла, поэтому добраться планировал засветло. Да подсобил сосед, подвез до Чемодановки на розвальнях. С тех памятных событий Тимофей пользовался у сельчан авторитетом и уважением. Дорогу коротали за разговорами.

— Болтают Тимофей, собрался ты из Селексы уехать?

— Собрался, да.

— Не боязно? Чай места далекие, дикие. Слыхал я, кошки там живут, не то что человека — быка живьем сгрызут.

— Ты это, Никодимка, брось! Болтают бабы, и ты понес… Живут там люди православные. Царевич там бывал, а после к нам заехал. Да ты же помнишь. Видел же его!

Вспомнив о неожиданном визите наследника престола в Селиксу, мужики синхронно перекрестились. Ничем, кроме как чудом, объяснить те события они не могли. Да и настоятель церкви во имя Рождества Христова отец Владимир о том же говорил.

— И что же, бросишь все? — после паузы вновь начал Никодим.

— А много ль нажито? Земли две десятины, избушка-развалюха. Всего богатства корова, да и той девятый год идет. Сынам то — Лешке осьмнадцать, Аникею на год меньше, уж выросли. женить пора. Как жинок приведут, еще два рта появятся, а там детишки. Эх… — Тимоха махнул рукой.

— То так, но вот смотри, приедешь туда, и чаво? Мир-то там, мож, и есть, да примут ли тебя? Своих, поди, хватает.

— Без мира плохо, — мрачно согласился дед. — Да только здеся и с ним не важно. Подумай сам, не появись у нас царевич, чего бы ели ноне?

— Не поминай, — махнул рукой Никодим. — А все ж таки подумай, погано там, небось…

На этом разговор увял, а вскоре мужики расстались. Тимоха вышел на тракт и двинулся в сторону Пензы.

В город, как и планировал, он успел до вечера. Недолго поплутав, нашел двор бывшего односельчанина. Тот был сапожником, и пару лет назад переехал в Пензу. С тех пор, кого за несколько копеек, кого бесплатно, привечал селиксинцев, которых нужда приводила на берега Суры. Хозяина дома не было, а разговаривать с бабой Тимоха не стал. Отправился на боковую. Утром, помолившись и перекусив захваченным хлебушком, пошел искать переселенческую контору. Язык и ноги довели до большого каменного здания. Тимоха подивился окнам в три ряда и, набравшись духу, направился к двери, у которой толпилось люди в полушубках. Он сразу опознал в них своего брата-крестьянина.

— А что, мужики, здесь ли контора для пере… периси… — незнакомое слово никак не хотело сходить с языка.

— Здесь-здесь! Иди, земеля, не робей! — обрадовано загомонили голоса.

— А вы чего ж стоите?

— Да так… Стоим… Иди уже! — замялись крестьяне и буквально затолкнули Тимоху.