Илья Леонтьев - Окаянный император. Роковое путешествие

В один из мокрых октябрьских вечеров я зашел в привычную для себя ложу и неожиданно увидел, что одно из кресел уже занято. В нем оказалась императрица. На публике — а к нам были обращены взоры всего театра — она была предельно сдержанна. Лишь улыбнулась и протянула руку для поцелуя.

— Матушка, какая приятная неожиданность? Тоже надумали насладиться «Щелкунчиком»?

— Говорят, постановка настолько достойная. Вот и ты частишь на спектакли, хотя раньше подобного не замечалось, — и Мария Федоровна внимательно посмотрела мне в глаза.

— Да, это действительно так… Точнее, балет отличный. Чайковский, Петипа…

— И балерины прекрасно справляются с партиями, — не отрывая взгляд, продолжила она.

— А как же иначе? Это же русский балет, — удалось мне наконец вернуть самообладание. — Как самочувствие отца?

— Без изменений, — вздохнула мама. — Он быстро устает. Государственные дела занимают много сил, а верных помощников немного.

Мне показалось, что в этих словах прозвучал легкий упрек в мой адрес. Тем временем музыканты закончили настраивать инструменты, дирижер под аплодисменты занял место за пультом, свет в зале потух. После секундной паузы скрипки затянули нежную мелодию, чуть позже подключились духовые, и шикарный занавес, которым так гордились в Маринке, пошел вверх. На скудно освещенной сцене предстала зимняя улица с хлопьями бутафорского снега.

Разговор с императрицей прервался, но я почувствовал, что он не окончен. Так и случилось. После первого акта матушка поднялась и, протянув мне руку, предложила прогуляться. Мы вышли в фойе. Оно было заполнено мужчинами во фраках, парадных мундирах и женщинами в вечерних нарядах. От обилия золотого шиться, блеска камней в украшениях и на орденах в глазах запрыгали «зайчики». Это тоже была Россия. Она совсем не походила на дальневосточную, уральскую, поволжскую. Там были бедность и труд, здесь богатство и праздность. И положения эти были константами. Очень и очень немногим счастливчикам удавалось пробиться оттуда сюда. Ну а те, кому судьба подкинула счастливый билет родиться с серебряной ложечкой во рту, ни при каких обстоятельствах не могли оказаться на дне. Этот порядок к концу века XIX себя уже изжил. Однако социальные лифты в России не работали.

Неторопливо и величаво императрица вела меня куда-то. Благосклонно принимая поклоны и даря в ответ легкие улыбки, она избегала разговоров и уверенно шла к своей цели. В итоге мы оказались в длинном помещении, вдоль стен которого стояли кресла, кушетки и диваны. «Вагон какой-то», — пронеслось у меня в голове.

— Располагайся, Ники, здесь нам не помешают, — жестом отпустив слугу, произнесла Мария Федоровна.

Привычно она взяла со столика приготовленные для нее сигареты. Мне пришлось чиркнуть спичкой, а потом, чувствуя себя нашкодившим школьником и понимая, о чем пойдет речь, устроиться на соседнем стуле.

— Как твои дела, Ники? — после затяжки произнесла она. — Как идет переселение крестьян? Говорят, твои предложения по борьбе с голодом помогли многим выжить…

— Мои усилия без вашей с батюшкой поддержки были бы тщетными. Идея с домотканым полотенцем была прекрасной!

— Да уж! — улыбнулась она. — Мне рассказывали, как некоторые наши дамы царапали свои нежные щечки, но упорно просили подавать себе холстины, не желая отставать от моды.

— Простой люд пользуется ими постоянно…

— Да? Быть может… Впрочем, я хотела поговорить о другом. При дворе судачат, что ты слишком много времени стал уделять балету, точнее даже постановкам, в которых танцует одна дама…

— Вас часто видят вместе, — продолжила она, не дождавшись ответа.

— Ты о Матильде, мама?

— Ее зовут Матильда? — она удивленно приподняла брови.

— Да. Матильда Кшесинская. Послушай, мама, она прекрасная девушка и…

— Остановись, Ники, достаточно! Я знаю, что ты говорил о ней с отцом, но также знаю, что ты наследник престола, и однажды, — она слегка запнулась, но потом приподняла голову и продолжила жестким тоном, — тебе предстоит занять трон.

— При чем здесь это?

— При том, что твоя репутация должна быть безупречной. Связь с балериной компрометирует будущего императора.

— Но, мама…

— Подожди! — властно перебила она меня. — Как будут относиться к правителю, который связался с женщиной не из своего круга и, более того, не скрывает эту связь… Твой дед Александр II не был образцом верности. Его супруга Мария Александровна очень страдала и раньше срока покинула этот мир. У императора были внебрачные дети…

— Об этом не принято вспоминать, но это так, — продолжила она, увидев мои округлившиеся глаза. — Однако никто не посмел обвинить его в изменах. Об этом много судачили, но не осуждали. Все его избранницы были дамами из высшего света.

— Мама, я не собираюсь делать Матильде предложение!

Императрица взглянула на меня так, словно увидела первый раз в жизни.

— Я говорю о вреде, который может нанести тебе бравада этой связью… Не буду кривить душой. Мужчинам в молодости, до свадьбы нужно набраться опыта. Но эти увлечения не должны перерастать во что-то большее и становиться поводом для пересудов. Николай, тебя ждет династический брак. Ты будущий правитель, это предопределено. Древние римляне не просто так сказали: «Что позволено Юпитеру, то не позволено быку». Царевич не волен над своими желаниями в этой сфере…

— Довольно! Матушка, я достаточно взрослый для того, чтобы принимать решения, связанные с моей личной жизнью. Я благодарен вам за этот разговор и заботу, но, позвольте, буду сам выбирать, что лучше. Пойдемте в ложу. Второй акт уже начался.

«Щелкунчика» мы досмотрели молча, и, как только прозвучали последние аккорды, императрица покинула ложу, даже не протянув руку для поцелуя.

Коста поерзал, поудобнее устраиваясь в кресле, и со скрытой насмешкой посмотрел на посетителей. Он хотел и ноги закинуть на стол, но в последний момент все-таки передумал. Простота нравов — вот что ему нравилось в Америке без всяких оговорок. В стране эмигрантов не было аристократии и отношения между людьми были куда проще. Здесь поклонялись золотому тельцу, и уважением пользовались успешные финансисты, промышленники, торговцы. Одним из них и стремился стать бывший поручик русской императорской армии Константин Ипполитович Вогак, точнее Коста Вуд. Запрет настоящих имен был тотальным. Их не вспоминали даже в своем кругу, как и язык.

Первый год на чужбине для владивостокских «заноз» царевича выдался сложным. Даже навскидку задача была непростой. Переехать в другую страну, выучить английский, освоить новую профессию, стать своим в чужом мире. Коста до сих пор помнил, как два года назад с тревогой подходил к таможенному чиновнику в порту Сан-Франциско. О чем его спросят? Что он будет отвечать? Однако представитель власти лишь мазнул по нему взглядом, дежурно задал вопрос о наличии заболеваний и, даже не дожидаясь заученного «ноу», шлепнул штамп в паспорт. На этом бюрократические формальности закончились, и очередная волна эмигрантов оказалась на улицах святого Франциска.