Илья Леонтьев - Окаянный император. Роковое путешествие

Перед моим мысленным взором тут же возникло злое лицо Елизаветы Ковальской. Ее горящие ненавистью глаза поводов для сомнений не оставляли.

— Несомненно, отец. Их не пугает ни собственная смерть, ни окружающих. Ради своих идей они готовы взойти на эшафот и повести с собой страну.

— Вот видишь! Для Отечества нашего уместно исключительно самодержавие. Не забывай и про огромность державы. Ее боятся. В политике внешней держись независимой позиции. Помни, у России нет друзей. Избегай войн. Они губительны.

— В этом вопросе другого мнения и быть не может, государь.

— В политике внутренней укрепляй семью, потому что она — основа всякого государства, и покровительствуй церкви. Она не раз спасала Россию в годины бед… Кстати, слышал, что из-за твоего участия в закладке Сибирского в столице некоторые ворчали? — задал неожиданный вопрос император.

— Откуда? Конечно, нет.

— Пока вы добрались до Петербурга, прошло почти полгода, поэтому не удивительно. Так вот, по мнению ревнителей старины, тебе не стоило брать в руки лопату и везти тачку. Богоизбраннику сие невместно. — Помолчав, император добавил: — Тревожно мне на душе… Хочется тебе помочь, а как, не знаю…

— Не переживай, отец! Все будет хорошо! — ответил я, хотя уверенности в этом у меня не было.

В тот день общение с отцом затянулось на несколько часов. Сначала мы гуляли по парку, потом переместились под крышу и говорили, говорили, говорили. О том, что всем не угодишь. Каким бы хорошим ни был правитель, всегда найдутся недовольные. Одни будут ратовать за развитие, другие — за сохранение старого, говорить о том, что подданные в основной своей массе вовсе не стремятся к просвещению. Причем правило это распространяется не только на крестьян с мещанами, но и на аристократию. Поговорили и о многом другом. Во время прощания у меня создалось впечатление, что тревога императора немного улеглась.

Тем временем закончился доклад очередного претендента на грант. Если вопрос касался сугубо технологических вопросов, то я отдавал его на откуп ученым. Моей подготовки и даже послезнания для анализа докладов не хватало. На сегодня выступающих не было, зато на личное общение напросился Менделеев. Когда мы договаривались, мне показалось, что он слегка смущается от темы предстоящего разговора. Даже обычная горячность покинула его.

— Ваше императорское высочество, я не рискнул выносить эту беседу на всеобщее обсуждение, ибо предмет ее довольно неожиданный. Вам же решил довериться, поскольку, как мне кажется, у вас прекрасное чутье на технические новинки.

— Спасибо, Дмитрий Иванович, право, вы мне льстите.

— Нет. Это действительно так… Так вот, я хотел бы обсудить покорение… воздушного океана, — великий химик сделал паузу, ожидая моей реакции, и, не получив ее, продолжил. — В настоящий момент полеты на аэростатах осуществляют лишь в научных целях, для изучения состояния воздуха и для развлечений. Я же уверен, что за этим направлением большое будущее. В конце восьмидесятых мной была разработана программа высотных исследований. Полеты должны осуществляться на управляемом аэростате с герметичной гондолой, рулями и специальным винтом. Однако денег на реализацию проекта не нашлось…

— О какой сумме идет речь?

— Примерно о 30 тысячах рублей.

— Однако!

— Ваше императорское высочество, часть уже собрана! Ее дала продажа моих книг. И значение этих опытов будет неоценимым.

— Хорошо, Дмитрий Иванович. Считайте, что деньги у вас есть, но с одним условием. Изучение атмосферы — дело, несомненно, нужное, но мне куда важнее практическое применение сих аппаратов. Империя наша бескрайняя, а с дорогами беда. Представьте корабль, парящий в атмосфере, который, забрав груз или пассажиров в Санкт-Петербурге, везет их на Урал и далее. Понимаю, что случится это не завтра и даже не послезавтрашнего, но думать об этом надо. Постойте! Если не ошибаюсь, в Германии живет граф Цеппелин, он увлекается этими вопросами. Спишитесь с ним. Быть может, сие полезным будет.

— Обязательно займусь этим вопросом, ваше императорское высочество, — пожилой ученый буквально светился, покидая мой кабинет. Похоже, сбылась его мечта.

Я же, вооружившись карандашом и бумагой, погрузился в расчеты. Экономика никогда не входила в сферу моих интересов, но постичь хотя бы азы ее было совершенно необходимо. Для начала собрал информацию о финансировании царской семьи. Как оказалось, в империи ее члены получали что-то типа зарплаты просто по праву рождения. Тонкости этого вопроса были прописаны в указе Александра III. Принять его решили после того, как число Романовых, имеющих право на выплаты, увеличилось с пяти до 23 человек, а по прогнозам должно было перевалить за сотню. Отец по этому поводу высказался предельно жестко: «Оставить все так — значит пустить по миру свое собственное семейство. Я знаю, что все это приведет к неприятностям, но у меня их столько, что одною больше нечего считать».

Размер выплат зависела от степени родства. Чем ближе императору был родственник, тем на большую сумму он мог рассчитывать. Императору с женой причиталось по двести тысяч рублей в год и содержание ихе двора. Мой бюджет составлял сто тысяч и средства на содержание двора. Кроме прямых перечислений были предусмотрены разовые и постоянные средства на обустройство жилья, приданное и другое. Деньги в итоге набегали вполне внушительные.

После возвращения, точнее переноса, я тратил свои тысячи на содержание «заноз» и премии изобретателям. И часть средств даже оставалась. Очень быстро по столице пошли разговоры о том, что в денежных вопросах наследник пошел в отца. Император не гнушался носить штопаные вещи, был бережлив, а вот многочисленные родственники жили на широкую ногу. Кроме поддержки из казны они получали оклады за службу, входили капиталами в разного рода акционерные общества, а потом лоббировали их интересы. Да и финансы возглавляемых ведомств зачастую путали с собственными карманами. И даже особо это не скрывали. Александр III на эти «шалости» почему-то смотрел сквозь пальцы.

Одним из главных героев отчетов, которые регулярно готовил прообраз будущей контрразведки, были «семь пудов августейшего мяса». Так злые языки называли члена Государственного совета, главного начальника флота и Морского ведомства, генерал-адмирала и прочая, прочая, прочая, великого князя, моего дядю Алексея Александровича. По мнению света, он был баловнем судьбы, который занимал совершенно неподходящие ему посты. Как шушукались в аристократических салонах, одна мысль о возможности провести год вдали от Парижа заставила бы его подать в отставку. Он не был моряком, однако руководил всеми морскими силами. Адмирал Макаров вскользь упоминал о деяниях дядюшки, и все они подтверждались со стороны.