Илья Леонтьев - Окаянный император. Роковое путешествие

— Хорошо, хорошо, — я примирительно поднял руки, — рассказывайте.

— Мой проект должен решить проблему транспортного сообщения больших городов. Например, в Москве сейчас проживает более восьмисот тысяч человек. Вдумайтесь в это гигантское число! И каждый день им необходимо добираться на работу или службу. Конка с таким наплывом пассажиров едва справляется, а город еще и расти будет. Я предлагаю перенести артерии транспорта под землю, чтобы освободить улицы от вагонов и лошадей, кои их загрязняют.

— Хм… Звучит заманчиво, но фантастически. Возможно ли сие с практической точки зрения?

— Несомненно, ваше императорское высочество. Например, в Лондоне подобная система действует скоро уже как тридцать лет.

— Так почему же вы пришли ко мне? С такими предложениями надо к властям московским…

— Обращался, — поник собеседник. — И получил отказ. А к вам я обратился, поскольку слышал об учреждении Технического комитета. Дать ход этому проекту можете только вы.

— Почему в Москве его забраковали?

— Причины две. Во-первых, стоимость оного. Она довольно высока. Ну и протесты церкви. Иерархи посчитали, что подземелья — чертоги диавола, и смертным там не место.

— Я подкину Вам еще одну проблему — удаление дыма из тоннелей. Мне кажется, из-за него поездки будут малоприятными. Хотя… — я сделал вид, что задумался. — А почему бы не перевести вагоны на электрическую тягу? Этот вид энергии с каждым днем становится все популярнее.

Титов замер, а потом чисто рефлекторно запустил руку в шевелюру. Подумав несколько секунд, он выдал:

— Конечно, нужны расчеты, но теоретически подобное возможно…

— Давайте поступим так. Делайте подробные выкладки, потом представите их на заседании Комитета. Сможете доказать полезность и реалистичность своих идей — получите мою поддержку, а нет… Не обессудьте.

— Ваше императорское высочество, — инженер вскочил со стула, — не сомневайтесь, я вас не подведу! Проект сей будет полезен империи как никакой другой!

Посетитель ушел, и я, наконец, встал из-за надоевшего сегодня письменного стола. У меня нет никакой официальной должности, а проводить за ним порой приходится по несколько часов в день. Количество документов и встреч уже зашкаливает.

В окно барабанил надоедливый питерский дождь. Впрочем, скоро подморозит, а там и новый 1893 год не за горами…

— Николай Александрович, — в дверном проеме показалась фигура Александра, — посыльный доставил букет. Прикажете подавать экипаж?

Коленки предательски дрогнули, но я быстро взял себя в руки:

— Да, конечно, сейчас спущусь.

Всю дорогу до Мариинского меня ощутимо потряхивало. Я ехал на первое в своей жизни свидание. Не знаю, как наследник, программист Николай Романов подобным опытом похвастаться не мог. В школе был ботаником, а они вниманием девушек обделены, в университете же было не до романов, все свободное время занимала учеба.

Фонари не рассеивали мрак. Их тусклые желтые лучи лишь вырывал из тьмы куски стен и ветви деревьев. Громада театра надвинулась из хмурой мороси улиц. Ветер кидал в лицо капли воды и норовил забраться под пальто даже за те несколько шагов, что я сделал от экипажа до дверей. Военную форму я по-прежнему носил редко, хотя минувшим летом и был произведен в полковники. Мне казалось, что надевать мундир не совсем честно. Золотые погоны с двумя просветами были незаслуженными.

— Ваше императорское высочество, мы несказанно рады вновь приветствовать вас в нашем храме, — склонил голову директор императорских театров Иван Всеволожский. Мне уже доводилось встречаться с ним в официальной обстановке, и каждый раз пенсне и пробор посередине головы вызывали у меня улыбку.

— Здравствуйте-здравствуйте, Иван Александрович! Поздравляю вас с премьерой! В газетах были восторженные отзывы о «Щелкунчике».

— Это будет не скромно, но это так. Господа, Чайковский написал удивительную музыку, а Петипа и Иванов создали прекрасный рисунок танца. Впрочем, прошу вас в ложу!

Я специально приехал к самому началу спектакля, чтобы избежать общения с представителями высшего света. Балет был одним из немногих доступных развлечений. Не было свободных мест в партере и на ярусах и в этот раз. Мелькали бакенбарды, расшитые золотом мундиры, дамы щеголяли в шикарных платьях, играли гранями бриллианты.

Взяв программку, я принялся читать. Партии и танцовщики были напечатаны в типографии, но чей-то карандаш вычеркнул имя исполнительницы роли феи Драже, и вывел рядом «Матильда Кшесинская».

— Да вы большой хитрец, Иван Александрович, — с улыбкой повернулся я к Всеволожскому.

— Ваше императорское высочество? — глаза его были честны, как у ребенка. Похоже, не врали журналисты, которые писали, что в прошлом господин директор и сам был неплохим актером.

— А что же госпожа? — я заглянул в картонку. — Дель-Эра не выступает?

— Ей, к сожалению, нездоровится. После вчерашнего выступления и нервного потрясения, вызванного премьерой, Антониетта почувствовала себя дурно. Ее решили заменить. Уверяю вас, госпожа Кшесинская в этой партии прекрасно вас удовлетворит, — мне показалось, что в его словах промелькнула ирония.

— Что же это у вас, господин директор, балерины такие нервные? Вы не можете создать им достойные условия? — поставил я его на место.

— Что вы, ваше императорское высочество, что вы, — заволновался Всеволожский, — Госпоже Дель-Эра уже гораздо лучше. Просто мы решили… Эм… Оградить ее от излишних волнений.

— Ну что ж, давайте наслаждаться творчеством…

Первые несколько минут я вполне искренне пытался вникнуть в происходящее на сцене. Однако удовольствия не испытал. Балет не складывался у меня в целостное произведение. Хотя отдельные элементы танца впечатляли. Потом попытался понять, которая из балерин Кшесинская. Но сердце промолчало, а разобраться, кто из них фея, так и не смог.

Меж тем спектакль, судя по ощущениям, перевалил за половину. Коленки начали предательски подрагивать. Я волновался, как мальчишка, а впрочем, в вопросе взаимоотношения полов и был им. Пришлось прибегнуть к проверенному средству. Пара бокалов шампанского на пустой желудок прибавили и уверенности, и напора. Финал я еле высидел, постукивая ладонью по подлокотнику кресла. Заметив мое состояние, директор, едва опустился занавес, прямо в ложе открыл неприметную дверь и поклоном предложил пройти. Мы оказались в закулисье. Здесь не было золота, дорогих тканей и блеска камней.

По известным, пожалуй, только ему коридорам Иван Александрович повел меня в глубь театра. Встречные артисты и рабочие его узнавали и почтительно отступали в сторону. Меня же провожали полные любопытства взгляды. Путешествие быстро закончилось. Всеволожский постучался в филенку и, дождавшись приглашения, нажал на ручку.