Александр Михайловский - Крымский излом: Крымский излом. Прорыв на Донбасс. Ветер с востока [сборник]

Да, и покажите товарищам конструкторам, к чему им надо стремиться. В тот раз мы прозевали начало массового применения противником тяжелых танков и дорого за это заплатили. Товарищ Берия, вы понимаете, что история не должна повториться? Прошу вас проконтролировать процесс улучшения уже существующей техники и разработки новой.

– Так точно, товарищ Сталин, – кивнул Берия, – сделаем.

Сталин снова посмотрел на Санаева.

– А вообще, все вы молодцы. Это я, товарищ Санаев, вас за всех благодарю. И товарищей Ларионова, Бережного, Кузнецова, Василевского, Рокоссовского, и каждого командира и рядового бойца. Такую операцию провернули – шум на весь мир стоит.

Кстати, есть мнение, что товарища Ларионова следует назначить исполняющим обязанности командующего Черноморским флотом с дальнейшим утверждением в должности после истечения испытательного срока. У нас не так много способных адмиралов. А по данным нашей разведки, активно действующий Черноморский флот способен оттянуть на себя двадцать – тридцать дивизий, которые противник будет вынужден снять с фронта для обороны побережья от наших десантов.

Гражданин Октябрьский-Иванов, будучи командующим, полностью игнорировал эту задачу флота. – Вождь повернулся в сторону Берии: – Да, Лаврентий, что там была за история с обороной мостов у Павлограда? И кто там ходил в контратаки с пулеметом наперевес?

Сталин взял со стола листок бумаги и стал читать:

– «Когда командующий обороной мостов майор Петров был тяжело ранен, занял его место и успешно руководил отражением вражеских атак. В критический момент поднял бойцов в контратаку против противника, просочившегося в мертвую для огня тяжелых пулеметов зону. На ходу вел по вражеской цепи огонь из пулемета „Печенег“ с примкнутой патронной коробкой. Сумел продержаться до подхода передовых частей Красной Армии, сохранив в целости мост через реку Самара и станцию Павлоград. За этот подвиг представлен генерал-лейтенантом Василевским к ордену Боевого Красного Знамени».

– Ну, товарищ майор госбезопасности, что скажете? Может, вас в пехоту перевести, или в десант – уж вы там погеройствуете!

Санаев покраснел, а Берия философски заметил:

– Геройство – это в нашем деле для персонального употребления, ночью, под одеялом. Для наших сотрудников вообще-то ум нужен… Мне кажется, товарищ майор просто погорячился, неправильно оценил ситуацию.

– Все он правильно оценил! – Сталин бросил трубку в пепельницу. – Если бы их смяли… Немцы могли бы уничтожить мост, и наши войска оказались бы в весьма сложном положении. Короче, Лаврентий, этому герою – дать Героя. И майору Петрову тоже – заслужил.

Санаев опустил голову.

– Умер Петров, до санбата не довезли. Пуля рядом с сердцем была, пулю из маузера в упор их бронежилет не держит.

– Дать Героя посмертно, – отрубил вождь, – достоин. Значит, так, товарищ майор госбезопасности, возвращайтесь обратно и можете сказать товарищам Василевскому и Бережному об отводе бригады с фронта и о передислокации ее в Кубинку. Но никому больше об этом ни слова.

Проработайте операцию прикрытия, в которой пунктом назначения эшелонов будут Куйбышев, Сталинград, Магнитогорск и, возможно, даже Омск. Надо немного дать работы вражеским шпионам – пусть побегают. Все, товарищ Санаев, можете идти.

В приемной майор нос к носу столкнулся с человеком, которого знала вся страна. Шапошников Борис Михайлович, маршал Советского Союза, начальник Генерального штаба, и прочая, прочая, прочая… Внешний вид прославленного советского военачальника был далек от идеального – серая кожа и мешки под глазами показывали, что маршал болен, и болен тяжело. Машинально откозыряв Шапошникову, Санаев вдруг подумал, что маршал пришел уже после него и ждал, пока Верховный поговорит с майором госбезопасности, пусть и не простым. Да, все становится чудесатее и чудесатее.

А тем временем хозяин кабинета, по кавказскому обычаю, пожал руку гостю и первым поздоровался:

– Добрый вечер, Борис Михайлович. Как ваше здоровье?

– Здравия желаю, товарищ Сталин, – ответил маршал Шапошников, – пока без особых изменений.

– Очень плохо, что без особых изменений, – вздохнул товарищ Сталин, – вы не передумали?

– Никак нет, товарищ Сталин, – упрямо сказал маршал, – в сложившихся условиях, когда мне было выказано такое недоверие, я считаю невозможным свое дальнейшее нахождение на посту начальника Генерального штаба.

– Это вы зря так, Борис Михайлович, – вождь прищурил желтые тигриные глаза, – конечно, я понимаю, что вы возмущены тем, что вас не поставили в известность об операции «Полынь»… Но у нас было вполне обоснованное мнение, что число причастных к этой операции необходимо максимально ограничить. И тем более мы помнили о состоянии вашего здоровья. Товарищ Василевский вник в эту историю с самого первого дня. Вот мы и решили дать ему возможность полностью проявить себя. Погодите, не возражайте, выслушайте все до конца… Сказать честно, я тоже предпочел бы остаться неосведомленным, ибо многие знания – многие печали. Но у товарища Сталина нет такого права. Вот и товарищ Берия, к примеру, считает, что настало время, когда и начальник Генерального штаба должен быть посвящен во все происходящее… Но прежде чем мы начнем… Лаврентий?

Берия взял со стола толстую папку в коленкоровой обложке и кивнул на стул у края стола:

– Присаживайтесь, товарищ Шапошников. Как гласит русская поговорка, в ногах правды нет. Такие документы положено читать, не вынося из этого кабинета и только сидя.

Маршал взял в руки папку, но тут Сталин остановил его:

– Погодите, Борис Михайлович… Я попрошу вас отнестись к этой информации предельно серьезно. Это не беллетристика и не вражеская дезинформация. Это есть!

Маршал Шапошников удивленно кивнул. Он открыл папку, на обложке которой был наклеен квадратик белой плотной бумаги с надписью: «Боевой путь частей особого назначения: Отдельной тяжелой механизированной бригады, Отдельной истребительно-бомбардировочной авиагруппы, Отдельного корабельного соединения».

Листы в папке были прошиты, пронумерованы и скреплены двумя сургучными печатями. На одной из них, к огромному удивлению Шапошникова, красовался двуглавый орел, правда в несколько мутированном виде, а на другой – нормальный герб СССР. В углу каждого листа, как и положено, стоял бледно-фиолетовый штамп «ОВ» – особой важности.

После первых прочитанных строк глаза маршала стали круглыми от удивления. Но тот, сделав над собой усилие, сдержался и, видно, вспомнив предупреждение вождя, продолжил чтение.

На листах отличной финской бумаги четким шрифтом лазерного принтера была изложена крайне фантастическая история.