Александр Михайловский - Крымский излом: Крымский излом. Прорыв на Донбасс. Ветер с востока [сборник]

– Товарищ Сталин, вчера вы поручили капитану Искангалиеву составить сравнительный анализ износа дизелей В-2 и В-46-6. Вот, пожалуйста, – я протянул листки вождю, – тут все изложено.

Наскоро полистав рапорт, Сталин внимательно прочитал только последний лист с выводами и рекомендациями по повышению надежности. Хмыкнул и посмотрел на меня.

– Просто, коротко и понятно. Передайте товарищу Искангалиеву, что мы обязательно прислушаемся к его мнению. – Сталин хитро прищурился, – Но почему он ни разу не упомянул ни Маркса с Энгельсом, ни товарища Ленина? – увидев недоумение на моем лице, он вздохнул. – Знали бы вы, товарищ Бережной, как наши местные кадры, желая показать свою политическую грамотность, всюду к месту и не к месту вставляют основоположников марксизма-ленинизма. Иногда упоминаний о товарищах Марксе, Энгельсе, Ленине и Сталине столько, что в них теряется смысл документа. Хотя без идеологии все-таки никуда. А вы как считаете в своем XXI веке?

Так, подумал я, товарищ Сталин решил продолжить нашу беседу на идейно-философские темы. Вслух же сказал:

– Без идеологии, товарищ Сталин, никуда. Если отбросить мишуру, то идеология говорит нам, что есть добро, и что есть зло, и как человек должен поступать в каждом конкретном случае.

– Товарищ Бережной, – Сталин взял в руки трубку, – я читал, что у вас там вообще запретили идеологию. Это так?

Я улыбнулся.

– Отсутствие идеологии тоже идеология. Идеология потребительства для большинства и обмана, грабежа, беспардонной наживы для избранного меньшинства. Причем меньшинство обманывает и грабит это большинство. Я думаю, вам эта картина должна быть знакома по трудам тех же классиков.

– Первоначальное накопление капитала, – кивнул Сталин, – действительно знакомо. Но скажите мне, почему наш народ так легко отказался от социализма и решил снова вернуться в капитализм? Ведь налицо явный регресс, причем во всех отношениях.

– Товарищ Сталин, у большей части народа никто ничего и не спрашивал. Как и в феврале семнадцатого, все решила столица. Людей убедили, что вступая из развитого социализма в недоразвитый капитализм, они сохранят все социалистические завоевания. Кончилось все махровым социал-дарвинизмом. Но мне кажется, товарищ Сталин, начинать надо не с последствий, а с причин.

– И в чем же, по-вашему, причины, товарищ Бережной? – прищурившись, спросил Сталин. – Ведь идея социальной справедливости, лежащая в основе советского строя, это, как говорится, вещь на все времена.

– Первая причина, товарищ Сталин, заключается в том, что внутри бесклассового советского общества вырос новый класс, класс чиновников и партийных бонз. Которые выступали за социальную справедливость, а в свободное от борьбы за идеалы коммунизма время гребли под себя то, до чего могли дотянуться. Чем хуже работала советская экономика, тем большее влияние приобретали эти люди.

Потом количество, в соответствии с теорией, перешло в качество, и мы получили на руки класс паразитов, которые стали позиционировать себя как некую элиту общества. Из обычных спекулянтов и казнокрадов выросла прослойка мелких и средних буржуа.

Но это, товарищ Сталин, было только началом. Мелкая буржуазия, если она взята в жесткие государственные рамки – это даже полезное социальное явление. Ибо государство не может заниматься каждой парикмахерской и каждым газетным или табачным ларьком.

Хуже всего было то, что внутри комсомольских, партийных и советских органов зародилась буржуазия крупная. Поскольку известный вам персонаж Х. в нашей истории вывел руководящие структуры из-под надзора органов госбезопасности, то болезнь эта развивалась быстро и распространялась со скоростью эпидемии. Лишь порой подковерная борьба кланов выплескивалась на поверхность ворохом уголовных дел, посадками и расстрелами.

Но это была не системная санация, а всего лишь замена одних паразитов другими. Аппетиты этих господ, почему-то именующих себя товарищами, простирались на всю страну, со всеми ее богатствами.

И когда во власть пришло новое поколение, не знавшее ни революции, ни войны, то количество перешло в качество, и страна узнала слова «эффективный менеджер».

Как сказал герой одного писателя, «все неприступные крепости берутся именно изнутри, и высший шик, чтобы защитники этого даже и не заметили».

Крепость по имени СССР уже пала, а мы еще пару лет этого даже и не замечали. Вы можете себе представить, чтобы в мирное время в СССР была введена карточная система фактически на все? Люди, находящиеся у власти, имеют тысячи возможностей эту власть дискредитировать.

Не будем далеко ходить. Анатомия процесса вам самому неплохо известна. Все то же самое было проделано в феврале семнадцатого. Но тогда была мировая война, а эти люди умудрились загнать страну в штопор в мирное время.

С резким хрустом, больше похожим на пистолетный выстрел, сломался карандаш, который Иосиф Виссарионович во время разговора вертел в руках. Отбросив обломки в пепельницу, Сталин кивнул и сказал, скорее всего себе, чем мне:

– Я так и знал! – потом посмотрел на меня. – Скажите, товарищ Бережной, а где же были те люди, которые отвечали в партии за идеологию? Они-то должны были видеть, что творится что-то не то. Почему не били тревогу и не поднимали вопрос?

Я кивнул.

– Во времена Леонида нашего Ильича был такой человек, Михаил Андреевич Суслов, заведовавший идеологическим отделом ЦК. Его еще называли серым кардиналом при генсеках. За время своей долгой трудовой деятельности он превратил живое учение в засушенную мумию, забальзамированную догматикой и схоластикой. Теория перестала отражать жизнь.

С трибун в речах говорили одно, а делали совсем другое. Люди видели, что наступательный порыв советской системы иссяк, и пар по большей части уходил в свисток. Нет ничего хуже для комиссара, если люди ему не верят. А не верят ему они тогда, когда человек говорит одно, а делает другое…

Вы знаете, почему наши бойцы верят тому же самому Леониду Ильичу? Все очень просто – он сам не один раз участвовал в боях, и не было такого, чтобы в начале боя он уходил в тыл. Скорее наоборот. Один раз он забрал у раненого эсвэтэшку с примкнутым штыком и поднял роту в рукопашную. Правильно поднял, вовремя.

Но тогда у нас примеры были как раз противоположные, когда люди говорят одно, а делают совершенно другое. Кроме этого, страна пережила несколько сломов сознания. Сначала, в 1917 году, от «самодержавия, православия и народности» – к советской власти, атеизму, диктатуре пролетариата. Угнетенное меньшинство дорвалось до власти. Разрушали все, что говорило о связи России советской с Россией имперской. Но люди, которые живут на территории одной шестой части суши, остались прежними, и на месте царской империи появилась империя советская. Потом война бросила на весы тяжелый меч. Чтобы поднять дух народа, потребовалось прямо признать преемственность с прошлой историей России ее славными победами. Разлом вроде бы зарос, но шрам остался.