Александр Михайловский - Крымский излом: Крымский излом. Прорыв на Донбасс. Ветер с востока [сборник]

Хороших парней мы выучили. Молодых, гордых, злых. И хоть я сам не обучал ни тактике, ни десантированию с танков на ходу, ни рукомашеству-дрыгоножеству, ни быстрой стрельбе в сложных положениях. Не бегал я с бойцами и многокилометровые марафоны по пересеченной местности в полном боевом снаряжении. Слишком стар я для этого.

Я обеспечивал учебный процесс, цельный и неразрывный, когда жизнь в учебном центре не затихала ни на минуту, ни днем, ни ночью. График занятий в подразделениях сдвигался по скользящей схеме на три часа каждые сутки. Это из-за того, что при восьмичасовом сне и двух часах на прием пищи, занимались бойца по семнадцать часов подряд, на износ. Гоняли не только пехоту, гоняли и танкистов, превращая танк и дюжину пехотинцев в боевую слаженную единицу. Эти бойцы не допустят, чтобы под гусеницу их танка бросили гранату или бутылку с бензином на моторную решетку. Их глаза вовремя обнаружат притаившуюся в кустах «колотушку» или зенитку и прижмут ее расчет к земле пулеметным огнем. Танк же не только быстро доставит бойцов к месту боя, но и поддержит их огнем своего орудия, уничтожая группы противника и огневые точки.

Вот этому и много чему еще, что нужно во время операций во вражеском тылу, наших курсантов учили сержанты-контрактники морской пехоты и спецназовцы ГРУ из XXI века. Хорошо учили, на совесть, применяя принцип «повторение – мать учения». За общее злобство, требовательность и тяжесть тренировок инструктора получили почтительно-неприязненное прозвище «унтера» и «шкуры». Некоторые из курсантов, возрастом постарше, утверждали, что царские унтера, по сравнению с этими, были самыми настоящими белыми и пушистыми толстовцами-вегетарианцами.

Ничего, после первого же настоящего боя, когда тело само начнет помогать им выжить, и не только выжить, но еще и победить, они придут и поклонятся этим самым «унтерам» в ножки. За науку и за суворовское «тяжело в учении – легко в бою».

Они выживут, потому что новый командующий не бросит их неизвестно куда и неизвестно зачем. Они выживут, потому что в каждой операции на них будет работать разведка, артиллерия и авиация, объединенные общим командованием. Выживут и снова придут сюда, потому что от Севастополя до Качи совсем близко. Кто-то из них сам станет «шкурой» и будет учить новичков нелегкому боевому мастерству. Я надеюсь, что мы обучили наших воинов самому главному – тому куражу, который позволяет навязать противнику свою волю, заставить его делать не то, что надо ему, а то, что надо нам. Это и есть самое настоящие умение побеждать.

Сейчас мы все, и офицеры, и сержанты, то есть постоянный состав, сидим в столовой и отмечаем это знаменательное событие – первый выпуск. Негромко играет музыка, бесшумно скользят между столиками официантки. Поскольку курсанты тренировались в том адском режиме, о котором я вам уже рассказал, никаких дежурств на кухне, нарядов на чистку картошки и прочих прелестей службы в советской армии они не знали. Все это тихо и незаметно делал обслуживающий и технический состав, в основном женщины и бойцы старших возрастов, непригодные к строевой службе.

И в курсантов весь курс вбивалось только одно: «У тебя не должно возникать никакого чувства преимущества перед этими людьми. Будь им благодарен за то, что они делают для тебя. У этих, большей частью пожилых мужчин и женщин тоже есть бессонные ночи и тяжелый труд для того, чтобы ты мог хорошо воевать».

Может быть, нам и удастся таким образом выучить и сформировать новую элиту Красной Армии? По крайней мере, мы на это надеемся. С завтрашнего дня у нас начинается новый набор, прибудут новые курсанты. На этот раз срок обучения два с половиной месяца, но и курсантов будет много, очень много. На этот раз работаем в интересах бригады Бережного, а если точнее, в целях ее расширения в корпус.

Прибудет почти пять тысяч человек, причем танкистов, артиллеристов и прочих технарей будут учить где-то в другом месте. Придется вводить принцип «горячей койки». Кроме того, сегодня утром меня сильно «обрадовал» адмирал Ларионов. Оказывается, завтра утром в Севастополь прибудет пароход, на борту которого почти тысяча бывших белых эмигрантов. Приказано принять и обеспечить…

Требуются условия для работы особистов и жесточайший режим тренировок. А главное – сохранение Великой тайны. Ее положено хранить и от курсантов из красноармейцев и краснофлотцев. Но те – люди дисциплинированные. Скажешь им, что это тайна ОВ, и они тут же исчезают, будто их и не было. А белые эмигранты, я думаю, не такие, намаемся мы еще с ними.

4 февраля 1942 года, утро.

Севастополь. Северная бухта. Пароход «Гаронна»

Бывший штабс-капитан ВСЮР Петр Петрович Одинцов

Вот мы и в России. Северная бухта, памятник затопленным кораблям. Крики чаек, мечущихся над волнами, военные корабли на якорях. Даже издали видно, как сильно город пострадал от немецкой осады. Много разрушенных и сгоревших домов, повсюду следы бомбежек и обстрела.

Но давайте обо всем по порядку. На рассвете, едва только на горизонте показался берег, все пассажиры нашего парохода высыпали на палубу. В Стамбуле эта старая лохань уже в третий раз сменила флаг. На этот раз на американский. И теперь стала зваться «Чарльстоном».

Прямо перед нами из зимнего утреннего тумана вырастал берег Красной России, загадочной и ужасной. Меня опять взяли сомнения, правильно ли я поступил, взяв с собой в этот вояж сына. Но уже было поздно сожалеть о том, что свершено. Мы были почти на месте.

На границе минных заграждений наш пароход застопорил ход и лег в дрейф. Ждать пришлось недолго. Из полосы тумана навстречу нам выскочил небольшой катер под советским военно-морским флагом. Сейчас я каждый раз старательно заменяю привычные слова «большевистский» и «красный» на «советский» и учу тому же моего мальчика. Как-то не хочется, чтобы каждый встречный по моему разговору понимал, что я «беляк»…

Двое советских военнопленных, сумевших бежать из рабочего лагеря в Северной Франции на юг и потом прибившиеся к нашему исходу, рассказали всем желающим много интересного про советские порядки. От них же мы более подробно узнали про порядки немецкие, особенно в лагерях для военнопленных. Мы поняли, что немцы стали куда хуже, чем в ту войну, хотя и тогда они не могли похвастаться человеколюбием.

Выбросив какие-то сигналы, катер пошел впереди нашего парохода, показывая дорогу через минные заграждения. Мы медленно плелись следом за ним, приближаясь к Севастополю. Перед глазами будто запустили в обратном порядке кинопленку двадцатилетней давности. Вот по правому борту осталась за кормой бухта Стрелецкая, где у причалов во множестве стоят такие же катера, как и наш провожатый. И вот главная база Черноморского флота, на якорях корабли, много кораблей.