Александр Михайловский - Крымский излом: Крымский излом. Прорыв на Донбасс. Ветер с востока [сборник]

– Симонов, Константин Михайлович? – как-то исподлобья посмотрел на меня особист, бегло просмотрев мои документы. Я кивнул. – Вот те номер! А ведь только вчера товарищ Бережной вспоминал о вас, говорил, что первого января вы были в Феодосии, а потом след потерялся. Он большой ваш поклонник, между прочим, ставит вас выше Твардовского…

Я с недоумением сказал майору:

– Первого и второго я действительно был в Феодосии, третьего с редакционным заданием прибыл в Севастополь. Четвертого вечером вышел на подводной лодке к Констанце. Вернулись вчера, – я вздохнул, – а в Севастополе все вверх дном. Немецкой осады нет, 11-я армия разбита, пленные румыны улицы метут, как заправские дворники…

А в Северной бухте стоят на якорях корабли под Андреевским флагом и – представляете мой шок! – среди них авианосец. И тут в политотделе Севастопольского района я узнаю, что все это наворотила мехбригада полковника Бережного.

Там же мне и передали вот эту бумагу с редакционным заданием и сказали, что сейчас бригада находится в районе Перекопа. На станции встретил капитана Олейникова, который грузил свои КВ на платформы. Я знал его еще лейтенантом на Халхин-Голе. Разговорились. Он мне и сказал, что их передают в мехбригаду ОСНАЗа и как раз в районе Перекопа. В его эшелоне доехал до Армянска, ну а там и выяснилось, что нам в одно и то же место. А что, что-то не так, товарищ майор госбезопасности? Может, вы все-таки объясните – что происходит?

– Все так, товарищ Симонов, и объяснить тоже можно… Только вот попали вы в такое место, в котором автоматически становитесь секретоносителем высшей категории. Мы еще выясним, кто дал вам это задание, и поверьте, разговор с этим человеком будет очень серьезный. Вас же не пустили на те, «царские» корабли, в Севастополе?

Я кивнул, и майор госбезопасности невесело усмехнулся:

– Они и эта бригада на настоящий момент и есть самый большой секрет СССР.

Он достал из планшета стандартный бланк.

– Так что, товарищ интендант 2-го ранга, расписочку о неразглашении будьте любезны написать. Фамилию, имя, отчество, воинское звание, и расписаться вот здесь и вот здесь!

Спасибо, теперь мы с товарищем Берией вам начальство главнее любого вашего самого главного редактора. И вот еще что… Товарищ Бережной со вчерашнего дня генерал-майор. Родина высоко оценила его заслуги в разгроме Манштейна. А вот и он, кстати, легок на помине…

С крыльца конторы МТС спускалось несколько человек. Некоторых из них я уже видел на приемах в Кремле. Тут был товарищ Берия, заместитель начальника Генштаба, генерал-лейтенант Василевский, недавно назначенный командующий Крымским фронтом генерал-лейтенант Рокоссовский, нарком военно-морского флота и временно исполняющий обязанности командующего Черноморским флотом адмирал Кузнецов. Пятым был неизвестный мне генерал-майор с жестким, волевым лицом, одетый в пятнистую камуфлированную куртку с новенькими орденами Красной Звезды и Ленина. Наверное, это и был Бережной.

Тут я понял, что обычной мехбригадой, пусть даже и из резерва Ставки, здесь и не пахнет. Со всей этой кучей никому не известной и без сомнения секретной техники и всеми известными генералами и адмиралами тут пахнет тайной государственного масштаба. Действительно, здесь можно легко загреметь под трибунал за неосторожное слово, которое, как известно, не воробей, вылетело – не поймаешь.

Тем временем Бережной и Рокоссовский, попрощавшись с Кузнецовым, Василевским и Берией, остались на крыльце. А те трое пошли не к легковым машинам, стоящим у ворот, а совсем в другую сторону – туда, где бойцы уже снимали брезент со странного аппарата с двумя винтами над кабиной, отдаленно напоминавшего автожир.

– Присаживайтесь, товарищ Симонов, – майор госбезопасности Санаев придвинул мне стул, а сам отошел к окну. – Вы хороший поэт и писатель, в этом я полностью согласен с товарищем генерал-майором…

– Товарищ майор госбезопасности, я журналист, поэт, но не писатель, – возразил я.

– Писатель, писатель, – мягко проговорил генерал-майор Бережной. – Пусть даже пока вы этого и не знаете.

Я боялся заглянуть в его глаза, этот человек с повадками тигра меня пугал. Наверное, я должен был больше опасаться майора госбезопасности Санаева. Но он был насквозь понятен, он был свой, как и военком бригады, бригадный комиссар Брежнев, что оперся спиной о стену рядом с раскаленной буржуйкой.

Я задумался, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Вот он – генерал-майор Бережной… Чувствовалось в нем что-то такое… чужое. Трудно представить себе войну более страшную, чем Испания с ее бомбежками Мадрида и Герники, чем Халхин-Гол, чем Финская война, чем эта война, уже названная Великой Отечественной, с сотнями тысяч погибших советских людей.

Но похоже, что за спиной генерал-майора Бережного и его бригады была более страшная война. Страшная не столько силой оружия, а бессмысленностью и беспощадностью. Я видел, как наши красноармейцы и краснофлотцы искренне ликовали в Севастополе при сообщении о победе под Ялтой и освобождении Крыма. Фактический же автор этой победы был собран и напряжен, как сжатая пружина. Я размышлял над загадкой Бережного, когда воздух потряс внезапный выкрик такой силы, что звякнули стекла:

– Ха!!! – кричало не менее сотни мужских глоток.

– Подойдите, подойдите, товарищ Симонов, это очень интересно, – подозвал меня майор госбезопасности Санаев. Зрелище за окном, выходящим на противоположную от машинного двора сторону, было фантасмагорическим. Представьте себе – температура воздуха от силы плюс пять, дует ветер и моросит дождик. Несколько сотен молодых людей, голых по пояс, мускулистых, в сдвинутых на ухо черных беретах, выполняли странные упражнения. На привычную армейскую гимнастику это было не похоже. Скорее, это какая-то разновидность восточного кулачного боя. Вместе с ними тренировались и краснофлотцы в нательных рубахах и бескозырках с зажатыми в зубах ленточками.

– Рукопашный бой, тренировка, – ответил генерал-майор на мой невысказанный вопрос. – Знаете, немцы всех тех, кто участвовал в рукопашных схватках с нашими моряками и выжил, награждали особым знаком…

Когда же немцы встретятся с бойцами, прошедшими нашу подготовку, то награждать им будет некого, ибо не выживет никто. Не подумайте ничего дурного, но наши красноармейцы и краснофлотцы – это отважные, упорные, героические бойцы. Честь им и слава в веках. Но им и их командирам очень не хватает боевого опыта. Это дело, впрочем, наживное, и у нас есть возможность дать им его… – генерал майор задумался. – Поймите, товарищ Симонов, двадцать шесть миллионов потерь – это астрономическая цифра.