Александр Михайловский - Крымский излом: Крымский излом. Прорыв на Донбасс. Ветер с востока [сборник]

Взлетели нормально. Машина чуть потяжелела, конечно, но тяга на двух движках все равно сумасшедшая. Развернулись над Евпаторией и легли на курс к Херсону. Скорость на маршруте – 750 км/ч, высота – полтора километра. Облачность переменная, средней паршивости. Но при желании можно спрятаться в облака и подглядывать оттуда через радар. На полпути к Херсону над Черным морем…

В наушниках предупреждающе запищало, а на радарном экране переднего обзора появились зеленые точки. Километрах в ста двадцати от нас на одной с нами высоте на встречном курсе обнаружена группа самолетов. Две тройки – шесть машин.

– Товарищ капитан, немцы. Атакуем?! – взмолился я.

Капитан Магомедов покрутил головой, потом вдруг сказал:

– Сами в руки идут! Так, товарищ старший лейтенант, набери еще метров пятьсот и возьми чуть левее. Сейчас будем учить их уму-разуму. – И добавил: – Ну, немчики, не обижайтесь – вас сюда никто не звал. Товарищ старший лейтенант, забывай об упреждении и целься внимательно, не спеши. Так, еще немного…

В кольцах прицела росли странные, никогда не виданные мною четырехмоторные силуэты.

– Ох! Сань! Мать их за ногу! Это же «Кондоры»!

– Что за «Кондоры»? – не понял я.

– Германские дальние бомбардировщики, – откликнулся Гуссейн. – Ты не отвлекайся, не отвлекайся, эти господа как раз по нашу душу… Огонь! Огонь же, огонь!

Я вдавил гашетку на пару секунд, и Су-25 затрясся от отдачи аж восьми пушек. Густой веер трасс разлетелся перед носом моего самолета, на мгновение закрывая обзор. Действительно, зря я так тянул. Тот бомбардировщик, в который я целился, буквально смело с неба. Он взорвался, рассыпался, разлетелся на куски. Факелом вспыхнул и тот немец, который проецировался следующим.

– Так, набирай, высоту, разворачивайся, будем бить вторую тройку справа-сверху-сзади, – похоже, капитана охватил азарт. – Только, Саш, во имя Аллаха, больше так не тяни. У тебя в тот раз конус рассеивания просто не успел раскрыться.

– Конус-шмонус, – процедил я сквозь зубы, заходя во вторую атаку, – понял я, сейчас попробуем чуть-чуть по-другому, – на этот раз я заставил себя открыть огонь с вдвое большей дистанции, чем привык. Ну и ну! Всего две секунды я вел огонь, а строй вражеских самолетов буквально осыпало сотнями трасс. Мощь снаряда этой пушки была такова, что одно-два попадания валили тяжелый бомбардировщик с неба. Я потряс головой, приходя в себя, и оглянулся. Скольких же я достал? На месте шестерки остался только один вражеский самолет. И тот, заложив вираж, развернулся на обратный курс, вывалив в море свои бомбы. Я впервые за всю войну наблюдал «Дранг нах куда глаза глядят» в исполнении немецких асов.

Гуссейн хихикнул и переключил канал на радио. В уши ворвались немецкие панические: «Alarm, Alarm, Alarm – Super Raubvogel im flug!»

– Ты теперь пернатый суперхищник, великий и могучий, – сдерживая смешки, сказал мне капитан. – Они бы и с парашютами попрыгали, как те придурки вчера, только вот море внизу, мягко выражаясь, не для купания. Январь не август.

Я представил себе, как выглядела моя машина со стороны в момент открытия огня, и содрогнулся. Извержение вулкана и то, наверное, выглядит не так страшно.

Заложив вираж, я начал выходить в хвост удирающему фрицу. Заметив начало моей атаки, он начал шарахаться из стороны в сторону, пытаясь сбить мой прицел. Только вот тяжелый четырехмоторный бомбардировщик – это не легкий истребитель, поэтому вместо энергичных маневров у него получалось лишь какое-то вялое переваливание с крыла на крыло.

В третьей атаке я бил уже наверняка. Короткая очередь, и пушки замолчали. В две предыдущие атаки я умудрился расстрелять почти весь боекомплект. Но и того коротенького остатка снарядов хватило моей жертве с гарантией. Сначала во все стороны полетели обломки, потом фюзеляж переломился сразу за крылом, и дальше то, что осталось от самолета, падало, разваливаясь по дороге на мелкие куски.

– Саня, домой! – совершенно спокойно сказал мне капитан Магомедов. – А тебя я поздравляю с реактивным боевым крещением. Теперь-то ты понял, что значит бой хотя бы на таких скоростях?

Я кивнул скорее самому себе.

– Понял, товарищ капитан, – и мысленно поблагодарил этого неукротимого горячего бойца, который наверняка сам хотел пострелять по немцам, но не попытался перевести управление на себя или самостоятельно открыть огонь. Наверное, если бы нам угрожала настоящая опасность, он бы так и сделал. Но и без этого он дал мне возможность осваивать эту машину самостоятельно. Спасибо тебе за это, товарищ капитан!

11 января 1942 года, 02:45.

Авиабаза авиагруппы особого назначении РГК. Саки

Старший лейтенант Покрышкин Александр Иванович

Наш КУБ к полету готов. Заправлен, пушка заряжена, бомбы подвешены. Лететь тут до Констанцы минут пятнадцать. Остальные наши товарищи будут обрабатывать румынский аэродром к северу от Констанцы. Я иногда с грустью вспоминаю о своих ведомых, которые вчера улетели в полк. Ну, не подошли они для реактивной авиации, не хватает им для этого скорости реакции.

В общем, ребята улетели домой как раз после моего возвращения из «учебного» полета. Специально ждали, чтоб попрощаться. Поручкались, обнялись на прощанье. Наказал привет ребятам передать, а больше других Вальке Фигичеву. Да и командиру нашему майору Иванову благодарность за сватовство. Что бы там дальше ни было, но скучно не будет.

Улетели. Помахал я им рукой и пошел в столовую, на обед.

Майор Скоробогатов сидит напротив меня, стремительно уничтожая гречку с мясом. А у нас с Гуссейном ночью боевое задание, а спать не хочется ничуть. Но приказ есть приказ, и товарищ капитан послал меня к местному врачу. Тот дал мне таблетку и предупредил:

– Водкой не запивать. А то знаю я вас!

– Что, могу не проснуться? – спросил я его.

– Проснуться-то проснешься, но неизвестно когда, может в следующем столетии, – ответил тот и улыбнулся: – Шутка!

Шутники хреновы. Пришел я в казарму, таблетку водичкой из титана запил, лег и не заметил, как провалился в сон. Что мне точно снилось, не помню, какой-то кошмар, типа что летаю я абсолютно голый безо всякого самолета и стреляю по «мессерам» из пулеметов, которые у меня вместо рук. Сбиваю их, сбиваю, а они все не кончаются. Жуть!

И вот меня будят – пора! Время полтретьего. Наскоро умылся, зубы почистил, во рту после той таблетки как кошки ночевали, и побежал надевать летный костюм.

И вот я в кабине МиГ-29КУБ. Успокаивающе светятся шкалы приборов. Задание подтверждено, и Гуссейн поднимает машину в воздух. К цели пойдем на высоте, над облаками. КАБы – управляемые авиабомбы, можно применять с высот до пяти километров. Мы пойдем к цели на трех с половиной. Оказывается, эта бомба после сброса с самолета еще около девяти километров способна пролететь сама, используя для наведения внешнее управление и встроенную телекамеру. До Констанцы нашей машине минут двенадцать лета. Я в данном случае только пассажир, или, если угодно, запасной игрок.