Сергей Зеленин - Реинкарнация

— Это точно! Читали, судя по всему, раз или два, не больше. Страницы, даже не пожелтели… Какие-то особые условия хранения? Вы где хранили, — спросил Буратино у меня.

— Я нигде не хранил. А, нашёл я их в сейфе, в особняке моего покойного брата, доставшегося мне по наследству. Сам же особняк, находится в месте с сухим климатом…

— Ну, тогда понятно… Ещё, наверное, про то место, где они хранились все забыли и эти тетради лет сто никто в руки не брал.

— Может и, так…

Буратино об чём-то задумался. Может об Мальвине? Вроде, у него есть то ли жена, то ли подруга — известная оперная певица…

— Сколько Вы хотите за вашего «Евгения Онегина»?

Так, как Киса «работал» за проценты, то на словах он через Мозгаклюя передал, что Буратино — знаменитый на весь мир дирижёр, композитор и филантроп. Значение последнего слова я плохо знаю. Кажется, это нечто вроде Робин Гуда: покупает всякие ненужные дорогие вещи у богатых людей и передаёт их бесплатно бедным музеям… Короче, Киса дал понять, что Буратину можно грабить… Ну, прямо не Киса, а кот Базилио!

— Я хотел бы получить за него полтора миллиона долларов.

Киса аж вспотел… Даже, Мозгаклюй снял свои чёрные очки и посмотрел на меня внимательно: не укачало ли, меня по дороге сюда.

Буратино слегка прокашлялся.

— А Вам известно, что последний раз на аукционе подобная вещь была продана за восемьсот тысяч?

Я, конечно, слегка погорячился… Но, при первом же взгляде на Буратино меня посетила безумная мысль: а, на фига он этой фигнёй страдает? А может, ради тщеславия? Типа, а посмотрите все на меня, какой я добрый! Какой я патриот! Скупаю за бешенные деньги по всему миру старинные русские иконы и передаю их бесплатно в русские музеи… Если это так, то чем дороже он покупает — тем выше его самооценка и, тем больше ему уважухи от патриотически настроенной публики, а значит — тем ещё выше его самооценка… А, если и нет — то, дать обратный ход никогда не поздно.

До самого вечера мы с ним бодались. Если бы не подключившийся Мозгаклюй, хрен бы я его раскрутил! Но, тот хорошо помог и, на ляме с двумястами косарями зелени, мы с Буратино ударили по рукам. Через три дня мы подписали соответствующие бумаги. Довольны были все: и, я и, Буратино и Киса с Мозгаклюем… Особенно, были довольны Джостик и Создание, которым я перегнал на счёт причитающийся им жирный процент.

Пока всё оформляли, мы с Мозгаклюем вели трезвый образ жизни, боясь спугнуть удачу. Только беседовали. О чём? Да всё о том же: об портале и, как я с ним собираюсь быть и что делать. Про Спеца я решил Женьке не рассказывать. Так, на всякий случай. Да и, разыграть его хочется… Ведь мы с ним постоянно разыгрывали друг друга. Он, по понятным причинам, гораздо чаще — поэтому упустить такой удобный случай отомстить, я просто не мог…

Рассказав Женьке весь расклад и мои соображения, я спросил его:

— Что Женька, ты на этот счёт думаешь?

— Ну, даже не знаю…, — помолчав, произнёс он, — В принципе, я знал с самого начала, что ты захочешь изменить историю…

— Ты меня не понял! Я не хочу менять историю. Я хочу лишь уменьшить потери России в первой половине двадцатого века… Это конечно, изменит историю, но не кардинально.

Женька долго думал, о чём-то размышляя… Наконец, выдал:

— Ну, а почему бы нам просто не завалить, тупо, Никалашку? Может, другой царь будет не такой дурак? Ну, а потом — Гитлера!

— Ага, вот сиди и гадай: такой дурак, не такой… Это несерьёзно! Никалашку и, без нас с тобой завалят, не волнуйся… Найдутся добрые люди! Дело, то не в нём. Вся система сгнила! А вдруг, хуже будет? Оттого, что я производство продовольствия в России увеличу и налажу производство каких-нибудь самых примитивных авто — я почти на сто уверен, что хуже не будет! А, вот насчёт устранения царя… Вот тут, вообще не уверен! Переиграть больше не получится — это не компьютерная стратегия. Итак, что-то слишком много козырей мне дадено — аж подозрительно… Так же и, с Гитлером… Дело, то не в нём! А в том, что после Первой Мировой немцев раком поставили и имели их, с особыми извращениями… А им — немцам, это дело жутко не нравилось! Сам прикинь: арийцы, как никак — а их раком… Поэтому, если не будет Гитлера — будет кто-то другой. Может, более умный — Шпеер, например… Вот тогда, нам точно …оппа. И, ещё: без Никалашки ход истории так поменяется, что мы не сможем его прогнозировать. А так мы сможем, хотя бы приблизительно все критические моменты знать и наиболее острые углы сглаживать. Так, ты со мной?

Мозгаклюй возмутился:

— Ты, ещё спрашиваешь?! Ты, что? Вообще, меня за скота — без Родины и флага держишь? Итак, сколько времени мне мозги парил…

— Успокойся, Женька! Я только-только сам решил, встревать или нет. И, то — ещё даже в том времени не легализовался. Ещё, не известно — получится или нет…

Однако, Мозгаклюй не хотел успокаиваться и излил мне душу, что ранее за ним не замечалось:

— Как тебе известно, я родом из одной большой сибирской деревни… Мой прадед, помнишь, я про него рассказывал? Ну, тот — который лошадей на свадьбах тормозил? Ну, это дело было, в основном, так… По молодости, да по пьяне. А, вообще-то он вроде знахаря был: зубы заговаривал, кровь останавливал, суставы вправлял, да переломы лечил… Травником тоже, хорошим был. Как, кого на охоте поранят, или роды тяжёлые — так его звали… Со всех окрестных сёл и деревень, даже. Много народу ему благодарны были! На войне, ну — Германской, он в санитарах служил. Тоже, я думаю — очень многим раненым помог, много жизней спас… Короче, зла от него никто не видел — одно добро только! Как после Октября домой вернулся, мужики-фронтовики его из уважения председателем сельсовета и, назначили. Когда Колчак пришёл, повесили прадеда и перестреляли полдеревни мужиков, кто не успел в тайгу сбежать… Кого не расстреляли, того шомполами выпороли. А, за что? Помещиков в Сибири отродясь не было, усадьбы их не громили… Вообще, ничего не происходило! Ну, была одна власть, стала другая… Была сельская управа, стал сельсовет… Ну и, что? Должна же быть, хоть какая-то власть?!

Женька замолчал, передыхая от слишком бурной речи. Первый раз его таким эмоциональным вижу…

— А деда, в Отечественную убили… И, все взрослые мужики из нашей деревни там же, полегли. Все до одного… Вернулось несколько инвалидов — да и, из тех больше половины скоро умерли. Парней да девок, вплоть до четырнадцатилетних — моего отца в том числе, на построенный в соседней области авиазавод мобилизовали. Обратно они не вернулись — городскими стали, кто голод да туберкулёз пережил… Короче, кончилось наше село… В восьмидесятые отец перед смертью ездил — так, даже места не нашёл! А, ты спрашиваешь…

— Извини, Жека! Больше не буду спрашивать…