Райан Гродин - Волк за волка [litres]

Челюсти Феликса сжались, когда он проглотил свой гнев.

Когда стало ясно, что у него нет ответов, Яэль повернулась и села на байк. Она плавно запустила зажигание, прочувствовала напевающий двигатель, напряжение газа и тормоза. В первые десять секунд Яэль поняла, что поездка будет сложной – из-за огромного размера и громоздкости.

Ее тренировочные круги по улицам вокруг контрольно-пропускного пункта были неуверенными. Двигатель опалил ее икры, и она рефлекторно пыталась сменить передачу ногой. Все это время разговор с Феликсом бился у нее в голове. Мигрень вопросов, невысказанные ответы.

Сомнения начали закрадываться, когда Яэль перепутала смену передач в пятый раз, переволновалась и отпустила газ. Байк вздрогнул под ней. Кацуо проехал мимо нее, как только заглох ее двигатель. Его езда была безупречной.

Яэль потребовалось мгновение, чтобы собраться. Вдохнуть, отодвинуть все.

Это был просто поцелуй. И он ничего не значил.

Это был просто один день, один паром, одна черта на имени. И это значило все.

Яэль повернула рукоятку и вернула «Рикуо» к жизни, уводя его на постоянной скорости вниз по улице.

У нее все под контролем.

Они выехали на следующее утро, выстроившись по времени, как делали это на каждом контрольно-пропускном пункте, – тринадцать гонщиков, собранных под изнуряющим солнцем, икры напряжены и ждут, когда смогут оттолкнуться от земли. Душная, напряженная тишина растянулась между ними, перемежаясь стрекотом сверчков и холостым ходом двигателей, разлетевшихся на кусочки от выстрела.

БУМ и вперед!

Кацуо уехал. У Яэль ушло две вихляющие секунды, чтобы сбалансироваться, присесть, тронуться и увидеть, что он был уже на несколько метров впереди. Она выжала двигатель на максимальную скорость. Влажный воздух Ханоя свистел над ее очками и причмокивал на лице. Асфальт рвался под ней, и богатая колониальная архитектура мелькала в рядах пальмовых деревьев, размахивающей флагами толпы и вечно преследующих их камер «Рейхссендера».

Но мотоцикл все еще ощущался таким медленным .

Яэль не отрывала глаз от задней фары Кацуо. Их скорости сейчас сравнялись. Равные, когда город истончился от зданий французской эпохи до лачуг и рисовых полей. Долгие километры плоских полей – вода на них зеркально отражала бледный огонь зелени выращиваемого риса. Она преследовала его на близком расстоянии, как проинструктировал ее Лука. Другой Победоносоный был у нее на хвосте. Яэль еще не видела его (она не могла рисковать, оглядываясь через плечо и потерять равновесие), но она слышала скрежет его двигателя позади.

Она надеялась, что Кацуо сможет замедлиться, раз уж они были глубоко в сельской местности, далеко от стартового пистолета. Но Победоносный продолжал ехать – бушевал на открытой дороге, выдергивая еще несколько секунд из своего лидерства в три с половиной часа.

Это не важно, сказала она себе. Все, что ей надо было сделать, это оставаться поблизости. Добраться до парома.

Солнце поднялось в облачном небе, и ландшафт изменился, превращаясь в нечто сказочное. Драматически, внезапно горы появлялись из заболоченных полей. Как пальцы подземных гигантов, жаждущих неба. Сотни высот с шапками деревьев и сотни долин, оплетенных реками и туманом, рисовых полей и бараков. Древние гробницы обнимали дорогу – невзрачные курганы земли с заросшими мхом камнями, ободранными объявлениями с предложением денег и осколками бутылок ликера.

Все это и задние фары.

Они рвались через этот акварельный пейзаж известняковых холмов и тихих ферм. Послеполуденные часы поглотили блестящие облака и туман стал гуще. Их вторая остановка для заправки топливом была в лачуге небольшого города, где Яэль запихнула в себя несколько протеиновых батончиков, пока чиновники гонки заливали бензин в ее бак при помощи импровизированных шлангов. Дети смотрели из спичечных проемов, как Кацуо первым вернулся на дорогу, разогнав стайку кур своим мотоциклом.

Река Ли была ненамного дальше, всего в двух деревнях отсюда. Ее воды растекались вокруг гор, зеленые и слишком глубокие, чтобы спокойно пропустить их, не утопив их новые машины. Мост, который когда-то простирался над ней, был в руинах (уничтожен в войне – как и многое другое – никогда не восстанавливался). Два разрушающихся утеса смотрели друг на друга. Дорога, ведущая к мосту, была перечеркнута переплетением досок и красного кандзи: «Предупреждение: не пересекать».

Грязная тропа привела гонщиков к береговой линии, где узкие ряды камней граничили с пеликанами, вонзавшимися в отмели реки. Паром было пришвартован в конце. С первого взгляда Яэль подумала, что это ошибка. Сооружение, к которому Кацуо толкал свой байк, не могло быть паромом. Его едва ли можно было назвать лодкой . Возможно, плот был лучшим термином для толстых стеблей бамбука, которые срезали и переплели вместе слоями.

Но Кацуо протолкал свой байк весь путь до конца дока и начал погрузку. Паромщик – мрачный человек в шляпе в форме колокольчика и бамбуковой палкой в руке – кажется, не возражал.

Яэль больше не тратила время впустую: спешилась с байка и направила его вдоль узкого дока. Позади себя она услышала, как глохнет мотор Луки, а впереди – распоряжение Кацуо перевозчику: «Отчаливай прежде, чем здесь появятся остальные!»

Или старик не понимал по-японски, или ему было плевать. Его суставы были ржавыми и медленными, когда он положил свой шест и отвязал швартовые канаты. Он еще не закончил с первым узлом, когда Яэль удалось затащить свой байк вниз по пандусу, к плоту.

Кацуо смотрел на нее с носовой части парома – жестоко, жестоко, режуще, режуще.

Она смотрела в ответ.

– Слезай. – Это был первый раз, когда он заговорил с ней, поняла Яэль. Он даже не потрудился использовать немецкий.

Яэль отпустила руль «Рикуо».

Кацуо не двигался. (Это была нервирующая тишина, которую хранит кобра перед ударом.) Плот вздрогнул, когда на него заехали новые колеса, погрузился на несколько сантиметров глубже. Речная вода пробралась в отверстия в бамбуке, вверх к мыскам сапог Яэль.

Лука взошел на борт. По тому, как двигался его вес, Яэль могла сказать, что он занял позицию на корме. Она была зажата между ними.

И что теперь?

– Слишком поздно сходить, – сказала Яэль на немецком, глядя на борозды на лбу Кацуо, углубившиеся от натянутых очков. Это было легче, чем быть иссеченной этими глазами.

Его ответ на японском:

– На самом деле нет.

Они отлично понимали друг друга.

Вода просачивалась через подошвы, впуская холод в пространство между пальцами ее ног.

– Трое! Хватит! – Она услышала крик паромщика на отрывистом японском и обернулась, чтобы увидеть, как мужчина ткнул свой шест в грудь четвертого гонщика. Пара гладких пеликанов, расположившихся в конце дока, смотрела, как выругался гонщик, которого вытолкали с парома бамбуковой палкой.