Валерий Елманов - Капитаны в законе [litres]

Получалось, дело – труба.

Нет, можно было бы вернуться во Псков, чтобы попытаться прояснить, когда прибыл киллер, где жил, с кем общался. Кто знает, вдруг и удалось зацепить перспективную ниточку. Но принимая во внимание ранения трех ни в чем не повинных людей из числа псковских гребцов, становилось понятно – возвращаться ни в коем случае нельзя. Поди растолкуй местным властям, что они гнались за убийцей, а ранения псковичей-гребцов – непредвиденная случайность. Кроме того, новгородский посадник, руливший в городе, к тверичам вне всяких сомнений отнесся бы с лютым пристрастием. А уж когда выяснил бы, что они – не купцы, можно было ожидать чего угодно, в том числе и самого наихудшего.

И оставалось одно – гнать как можно быстрее в Тверь, гадая по пути, какое наказание им определит князь Михаил Ярославич за проваленное расследование. А не вернуться тоже нельзя. И дело отнюдь не в оставленном в городе серебре. Вопрос, впрочем как и во все времена, упирался в иное – в женщин.

Бросить на произвол судьбы испанскую донью Изабеллу де Сандовал влюбленный в нее Улан никогда бы не согласился. И сам Сангре так никогда бы не поступил с Заряницей. Именно она спасла от смерти Улана, выхаживая его в деревне Липневке после нападения здоровенного медведя. Да и во второй раз, когда они, вернувшись в Тверь, попали в западню к боярину Ивану Акинфичу, она же прибежала чуть свет в княжеские хоромы и, бросившись в ноги к княжичу Дмитрию, умолила его вмешаться, иначе кто знает, как бы дальше обернулось. Была и третья причина, по значимости стоящая для Петра чуть ли не на первом месте, но её он даже сам себе не озвучивал…

Словом, вариант оставался единственный – возвращение. А дальше… как судьба распорядится. В лице князя….

В пути они почти не разговаривали, подавленные случившимся. Помалкивал даже обычно словоохотливый Сангре. Лишь один раз Улан во время ночного привала напомнил другу:

– А я тебя еще до нашего отъезда во Псков предупреждал, что здесь далеко не все так просто как кажется.

Петр хмуро уставился на своего побратима, и в памяти отчетливо всплыли его возражения. Дескать, что-то тут не то и их версия насчет причастности к убийству Агафьи её собственного мужа – князя Юрия Даниловича – может оказаться ложной.

– Вот прихватим купчишку и разберемся до конца, – весело подхватил тогда Сангре, обрадованный тем, что ехать во Псков придется не конно, по вечерам с трудом сползая с лошади и передвигаясь исключительно враскоряку, а водой, на ладье. – Да знаю я, знаю, что ты скажешь, – замахал он руками на Улана, не давая перебить себя. – Мол, Черногуза сработали в темную и он понятия не имел о яде. Ну и ладно. Главное, чтоб он назвал нам имя заказчика, велевшего передать мазь Агафье. Назвал, а потом подтвердил свои слова в Орде. А почему ты против того, что заказчик – ее муженек? И все. Тем самым мы…

– Московский князь, спору нет, сволочь первостатейная, и жену, преследуя свои цели, отравить мог бы запросто. Но в то же время он – далеко не дурак и не стал бы работать столь грубо. Вот увидишь: при встрече Черногуз скажет, что получил косметику вместе с поручением доставить ее Аксинье не от самого князя. Хотя передающий заверил его, что действует по поручению Юрия Даниловича, а тому, дескать, недосуг.

– Конечно, не лично, – охотно согласился Сангре. – На фига московскому князю лишний раз светиться? Озадачил кого-то из своих бояр и все… Простая подстраховка.

– Но тогда снова нет логики, – возразил Улан. – Получается, он вначале подстраховался, а дальше пустил дело на самотек. Да что там – он даже не потребовал, чтобы его имя в Твери не упоминалось.

– Но гибель-то этой татарки кому принесла больше всего пользы? Мужу, то бишь Юрию, – не уступал Петр.

– Это, с одной стороны, ему выгодно, – вздохнул Улан. – Ты на другую теперь посмотри. Первое: он как минимум не может пару лет жениться, чтоб не обидеть ее брата Узбека – мол, как быстро забыл мою сестренку. А наследника у него до сих пор не имеется – дочка Софья не в счет, на Руси женский пол, пускай и княжеского рода, не получает ничего, кроме безбедного обеспеченного существования. И второе: в любом случае ордынский хан неприязнь затаит. Не уберег, гад, ненаглядную Кончаку. Я уж не говорю, что риск разоблачения в этой операции для самого Юрия запредельный.

– Считаешь, его кто-то подставляет? – прищурился Сангре. – А кто именно?

Улан беспомощно развел руками:

– Если бы я знал, – и он вяло отмахнулся, предложив: – Давай оставим этот пустопорожний разговор и потолкуем обо всем попозже, побеседовав с Черногузом, если… получится…

– Возможно, ты и прав, – откликнулся Сангре, припомнив их разговор и задумчиво вороша веточкой угольки костра. – Но если не он, то кто? Я, честно говоря, иных кандидатур на должность заказчика не вижу. А ты?

– Как обычно: ищи, кому выгодно, – напомнил Улан и пожаловался: – Брезжит что-то в голове, но сразу не ответишь, думать надо. А ты насчет другого голову поднапряги, – посоветовал он. – Нужно приличное оправдание для Михаила Ярославина подыскать. И займись этим заранее, прямо сейчас.

– Ну да, – недовольно кивнул Петр. – Готовь сани летом, а катафалк смолоду. Ты всегда любил возложить самое тяжелое на мои хрупкие плечи. Ладно, попытаюсь, но вначале займусь покойником, чтоб он выглядел слегка живым….

Приспособление, сооруженное Сангре для мертвого киллера, было нехитрым – несколько связанных палочек, подсунутых под одежду. Получилось не ахти, сказывалось трупное окоченение, но, с другой стороны, умирающий не обязан сучить руками и ногами. Для полупокойника куда приличнее выглядит легкое шевеление кистью, а с ним полный порядок – с помощью Петра, идущему рядом с носилками, шевелил. И создавалось полное впечатление, что убийца живой, но в беспамятстве. Улан и еще пяток воинов, создав плотное кольцо, строго контролировали, чтобы к телу никто не мог подойти.

Михаил Ярославич был в тот день за городом, но услыхал радостную весть о привезенном убийце Агафьи-Кончаки, во весь опор прискакал в Тверь. К тому времени покойник уже находился в маленькой избушке, расположенной позади терема, где жили друзья. Конечно, лучше всего было бы положить его на ледник, но ведь он вроде как живой – вот и пришлось на время (до ночи) разместить убитого в жилом помещении.

Где именно – вопросов тоже не возникало, поскольку выбирать было не из чего. Дело в том, что терем, купленный ими у старой боярыни, ушедшей в монастырь, строился по стандарту, как и подавляющее большинство других. Это означало, что внизу, в неотапливаемых подклетях, располагались исключительно подсобки для хранения всякой всячины, а наверх, в жилые помещения, вела высокая лестница, заканчивающаяся небольшим крылечком. Далее темный коридор, дверь из коего вела в просторную здоровенную комнату. Большая часть ее использовалась как совместная трапезная, а меньшая, отделенная огромной печью, как кухня или, как ее именовала Заряница, бабий кут.