Валерий Елманов - Капитаны в законе [litres]

Боярин наконец догадался, что имеет ввиду Сангре и, как человек многоопытный, поправил его.

– Не о том ты ныне. Уж не ведаю, что он судьям посулил, но дело не токмо в гривнах. Иное чего-то обещал, поверь, – и тут же, взревев от бессильной ярости, вскочил и ринулся к нему. – Слышишь, Михалыч, ить ежели чего не сотворить, на днях все кончено будет! Узбек супротив своих нипочем не пойдет и отменять ничего не станет. Я, ты сам ведаешь, сказывать долго не умею, а сабелькой тут не поможешь. Стало быть, на тебя вся надежа.

– А я тебе что, колдун?! – зло огрызнулся Сангре.

– Да мне хучь кто, лишь бы чудо свершил, – он схватил его за грудки. – Ежели ты не подсобишь, никто иной не возможет. Сотвори что-нибудь эдакое!

Петр с трудом высвободившись из его медвежьих лап и мягко произнес:

– Отцепись, я вдохновение ловлю.

– Какое, к чертовой бабушке, вдохновение?! – взревел боярин. – Делать, говорю, надо чего-то! – проорал он в самое ухо Петру. Тот поморщился и посоветовал:

– Ты, Силыч, зря не напрягайся, вредно. Говорят, от этого даже геморрой появляется.

– А это чего?

– Штука такая, не очень приятная. Но о ней тебе лучше великих укров поспрашивать. Говорят, когда они Черное море рыли, у них от непосильных трудов каждый второй ею захворал. Прямо эпидемия пошла.

– Ты чего мелешь?! – возмутился боярин. – Нешто море возможно вырыть?! Али у тебя от горя того, – постучал он себе по голове. Жест был не совсем из двадцать первого века, но весьма понятен. Впрочем, Сангре не обиделся.

– Ну откуда тебе неучу такое знать. Вот поучился бы в их школах, да их мудрых академиков послушал, тогда….

– Ну, пущай рыли! – досадливо отмахнулся Кирилла Силыч. – Правда, я отродясь ни про каких укров не слыхивал, но пущай, хоть акиян цельный вырыли. Не о том ныне думать надо, Михалыч, а как князя из беды выручать. Слышишь?!

Сангре поморщился. Глас боярина и без того был не тих, а сейчас, из-за жуткого волнения, и вовсе напоминал Иерихонскую трубу.

– А делу воплями, чтоб ты знал, одни придурки из кривоколенного сектора стремятся помочь, – поучительно заметил он. – И, кстати, получается это у них весьма хреново. Посему угомонись и не отсвечивай, пока я в раздумьях пребываю. Хотя… – Он задумчиво покосился на Кириллу Силыча. – Чудо, говоришь, требуется. А давай-ка проясним, согласна ли судьба на чудо.

Пошарив в кармане, Сангре извлек заветную карточную колоду. Протянув ее боярину, он велел вытащить любую. Тот недоуменно уставился на нее, но затем его осенило.

– Никак ворожба, – и он вопросительно уставился на Петра.

– Почти, – буркнул Сангре, поторопив, – ты тащи, тащи, – и прокомментировал, глядя на перевернутую трефовую семерку. – Не ахти, хотя в целом скорее загадочно, чем плохо. Давай-ка еще разок. Для прояснения.

Покрывшись испариной, Кирилла Силыч с видимой неохотой протянул руку к колоде. Пальцы его слегка подрагивали. Достав трефового туза он жалобно уставился на Петра, но тот расцвел в улыбке и боярин облегченно выдохнул:

– Никак то, что нужно?

– Еще бы! – весело хлопнул его по плечу Сангре. – Он и сам по себе идеального компаньона сулит, а в совокупности с первой картой вообще выигрыш дела предсказывает. Значит, есть смысл рискнуть, – он задумчиво посмотрел на боярина и осведомился:

– Помнится, ты мне помощь предлагал. Тогда раздобудь кошель, красивый и небольшой. И кликни, чтоб Вовку-Лапушника с Яцко позвали.

Тот, быстро развернувшись, метнулся выполнять. Меж тем Сангре, достав из сундука шкатулку, принялся безжалостно вскрывать заклеенную прорезь, пробираясь к спрятанным новым монетам. Клей был качественный, пришлось ломать. Демонстрировать деньги вошедшему боярину он не стал, попросту высыпал их в протянутый кошель и, сунув его себе в карман, сообщил:

– Пойду с горя араки паленой хлебну.

Через полчаса он уже был на базаре и, проходя мимо нужного лотка, выразительно шевельнул бровью, после чего направился к известной ему юрте. Там царил тот же полумрак, хотя тюков поубавилось – не иначе, успели распродать.

– Благородный идальго сызнова у меня в гостях, – раздался за спиной знакомый голос.

– Одного боялся, – честно сознался Петр, от избытка чувств обнимая еврея, – что ты уже укатил.

– С радостью, но как бы я оставил свой товар, который, как ты видишь, у бедного несчастного жида совсем никто не хочет покупать.

Усилием воли Сангре взял себя в руки и даже принял от невесть откуда вынырнувшего Изи пиалу с кумысом. На сей раз напиток оказался выше всяких похвал – белый как снег и ароматный, как настой степных трав.

– Твой мальчик учится прямо на глазах, – похвалил Петр, сделав несколько глотков.

– Судя по отсутствию пайцзы – ты тоже, – кивнул Шмуль. – Хотя должен заметить, тебе еще многое предстоит поправить, – и он с улыбкой посоветовал: – Когда волнуешься, никогда не бери в руки пиалу. Или уж во всяком случае выжди, пока руки не перестанут дрожать.

Сангре досадливо поморщился и пояснил:

– То не от волнения – от злости.

– Как я понимаю, твое приглашение в гости отменяется? – безмятежно осведомился еврей.

– Напротив, – усилием воли растянул свои губы в улыбке Петр. – Почтенный Шмуль бен Хаим, ты будешь самым желанным гостем в моем тереме. Но вначале…

– Мне опять предстоит что-то сделать, – продолжил еврей, иронично процитировав: – И снова за это страшное слово, за бесплатно.

– Ну отчего же, – Петр допил кумыс. – На сей раз я готов заплатить и хорошо заплатить. Вот смотри, – и он продемонстрировал Шмулю две новые серебряные монеты. Пока тот их внимательно осматривал, Сангре продолжал говорить: – За каждую из них, когда они окажутся с твоей помощью в руках Узбека, я готов выплатить тебе десяток иных, весом почти таких же, но… – и он извлек жменю золотых флоринов.

В палатке было пасмурно, но начищенные монеты даже в тусклом свете слабого солнца, с натугой проникающего вовнутрь, сверкали в ловких руках Шмуля, вертевших их так и эдак.

– Да настоящие, можешь не сомневаться, – заверил Петр. – Сдается, человек, у которого я отобрал такие хорошие червонцы, и часу не прожил на свете, пошел тот же час в реку, да и утонул там. Это я цитирую Гоголя, жил некогда такой гарный парубок в Малороссии, – насмешливо улыбаясь, пояснил он, видя недоуменное лицо еврея. – И учти, что серебряных монет на самом деле не две, а десяток. Получается, твой гешефт составит сотню золотых при пустяковой, в общем-то, работе.

– Благородный идальго хорошо учится, – заметил Шмуль, со вздохом сожаления возвращая флорины Петру. – Во всяком случае за те дни, что мы с ним не виделись, он постиг кое-какие премудрости в тяжких торговых делах. Но ему предстоит освоить еще немало. Эта, – поднял он вверх оставшуюся в его руках серебряную «сороку», – стоит чуточку больше.