Владислав Савин - Рубежи свободы [litres]

И все-таки – что-то напрягало. Сама диспозиция: вот мы, вот «Лючия», и между нами никого. Зато слева британцы и справа их берег. Будто нас приглашают – заходите. Как мы сами еще в сорок пятом на Дальнем Востоке японских разведчиков ловили, еще до начала войны – изобразили, что на нашей территории у самой границы пентюх-караульный закемарил, самураи языком соблазнились, а наша группа захвата рядом и наготове. И мы в своем праве – по нашу сторону границы поймали.

Самое худшее, если их коммандос уже там, в трюме затаились, нас ждут. Но нет, маловероятно – это значит выставить себя явными сообщниками пиратов? А вот появиться на сцене, когда мы начнем их всех вязать – это выглядит даже благородно, пришел добрый полисмен, и всех хулиганов в кутузку. Две-три мили для торпедного катера с десантом – это несколько минут хода (а такие катера, тип «Фэрмайл», в британском флоте есть, и в войну они разведгрупы коммандос на немецкий берег высаживали). Мы, конечно, нырнуть можем – ну а если у нас «трехсотые» будут, с ними как? Да и хотелось бы нам кое-кого из тех пиратов живьем прихватить, поспрашивать вдумчиво и не спеша.

Мышеловка получается, на нас расставленная. А нам надо оттуда и сыр вытащить, и не только не попасться – но чтоб и не видели нас там, кому живым остаться повезет.

Неужели та история сегодня кому-то еще интересна? Пиратство на Средиземном море, год 1953-й, и какую роль в том сыграл Королевский флот? Что ж, молодой человек, если вас рекомендует мой друг Додсон… И я тоже успел прочесть ваши книжки, у вас хорошо вышло про бой у острова Сокотра в сорок третьем. Я расскажу то, чему был свидетелем – но предупреждаю, что даже я не знаю всего.

Летом пятьдесят третьего я командовал Средиземноморской эскадрой. Мне тогда было тогда сорок два, и я был, наверное, самым молодым из контр-адмиралов Королевского флота. Мы были последними солдатами Великой империи – пусть все уже рушилось, откололась Индия, и в африканских колониях творилось невесть что – но нам казалось, что еще можно что-то спасти. А сил уже не хватало – во вверенную мне эскадру входили крейсера «Лондон», «Сассекс», еще числился «Кумберленд», но он стоял в Гибралтаре. А ведь я еще служил с теми, кто помнил «двухдержавный стандарт», когда Роял Нэви должен быть равен суммарному флоту двух следующих по силе держав! Да и перед последней Великой войной в состав Средиземноморской эскадры входило соединение линкоров и минимум один авианосец, а командовал ею не меньше чем вице-адмирал! Но экономические трудности подорвали нашу морскую мощь – хотя Королевский флот номинально был весьма велик, мы могли позволить себе держать на активной службе малую его часть. А остальное было выведено в резерв и стояло на приколе с минимальными экипажами – и что было обидно, это были далеко не всегда самые старые и изношенные корабли!

Молодой человек, не повторяйте эту чушь – что крейсера постройки начала тридцатых были оставлены в строю потому, что их пушки, в отличие от артиллерии более поздних типов «Белфаст» и «Фиджи», могли стрелять атомными снарядами! Верно, что атомная артиллерия нашего калибра существовала, а под шестидюймовый ее так и не смогли сделать – но это было двумя десятилетиями позже! Читал утверждения иных писак, что даже тогда, уже после начала атомной эры, артиллерийские крейсера имели не большую боевую ценность, чем римские галеры – но флот ведь существует не только для войны, его парадная функция – показывать флаг, внушая уважение к стране, да и просто пугать туземцев – в мирное время столь же полезна. И крейсер с именем «Лондон», построенный аж в 1929 году, символизировал собой незыблемость империи. Чем эта гипотеза, отчего мои старички были оставлены в строю, хуже «атомных снарядов»? И мне бы хотелось, чтобы она была истинной.

Итак, мы несли рутинную службу в Средиземноморье. Вы имеете представление о политической обстановке на тот момент? Мы были тогда как Византия в последние ее годы, зажатая между турками и католическим миром. Где в роли католиков были наши заклятые заокеанские союзники, ну а в роли турок ясно кто. А у нас оставались лишь наша память, традиции и вера – в сплаве с отчаянной решимостью хоть что-то изменить. Это важно, если вы хотите понять психологию, не просто перечислить факты, имеющие место быть, но и понять, отчего мы поступали так.

Молодежь сейчас совсем другая… В мое время в элитных учебных заведениях были исключительно дети аристократических британских семей – встретить там сынков нуворишей из каких-то диких стран было немыслимо! И мы оставались «своими» друг для друга и много лет спустя. Причем – и это не могут понять иностранцы – наши дружеские сговоры вполне могли дополнять и подменять собой даже официальные правительственные структуры. Если все мы были патриотами Британии и занимали не последние должности, то вполне могли, собравшись, обменяться информацией, принять решение, составить план и обеспечить его исполнение. Ради империи, которая была, есть и, как нам казалось, будет, когда мы все уйдем.

Я буду называть его «Сэм», хотя это не было его подлинным именем. И не шпионским псевдонимом, хотя в тот момент он и занимал не последнюю должность в одной из Контор. А дружеской кличкой среди своих, которую он получил, только не смейтесь, в честь одного из героев Толкиена – как, разве вы не знали, что самое первое издание, оставшееся почти не замеченным, вышло в сорок шестом? А пик популярности и граффити «Фродо жив» на стенах метро – это уже второе издание, удачно попавшее в струю моды в конце шестидесятых, как раз тогда и полезло – постапокалиптика, конец цивилизации, обращение к средневековью… Но я отвлекаюсь. Вообще, это необычно, когда такими кличками награждают не студентов, а уже весьма преуспевающих джентльменов, но там была одна история в коридорах власти, к моему рассказу не относящаяся, так и появились в нашей компании «Фродо» и «Сэм». Первый из них в пятьдесят третьем взлетел высоко, даже очень высоко, ну а второй трудился на славном поприще рыцарей плаща и кинжала. Ну, а я был не то что близким другом этой парочки – но своим. Одним из тех, с кем они когда-то учились.

Так вот, Сэм появился в Александрии, где мы стояли, за месяц до событий. Предъявил мне свои «верительные грамоты» – какие, простите, не скажу. В наших компаниях принято обращаться за помощью друг к другу без особых церемоний – разумеется, ты мог отказаться, но тогда в следующий раз и тебе не помогут, ну а если ты будешь отказывать часто, то рискуешь быть вычеркнутым из списка своих, а это для человека нашего круга карьерная, политическая и деловая смерть. Ну, а когда просит не просто твой друг как частное лицо, но действующий по поручению круга джентльменов, во исполнение их высшего плана (чему подтверждение – это некий предъявляемый знак, ну пусть будет кольцо, если вам так хочется вставить это в книгу), то права на отказ у тебя нет в принципе. Так что я действовал по его указанию, что после оформлялось соответствующими приказами из Адмиралтейства – там тоже сидели люди из нашего круга, до которых было доведено, что им положено делать.