Валерий Красников - Скиф [litres]

Он стоял напротив, смущая меня. Присел бы хоть, что ли! Поставив канфар [45] Канфар – древнегреческий сосуд для питья в форме кубка с двумя вертикальными ручками. на стол, я пожал плечами: мол, точно не отличу, крыть нечем мне твою правду, грек. Торговец улыбнулся и продолжил:

– Как видишь, гости разошлись без дружеской беседы или симпосиона [46] Симпосион – в античности пир с возлиянием, сопровождающийся учеными беседами, а также пением застольных песен – сколионов, и разного рода развлечениями. . И на это есть причина, как и твое присутствие в моем доме не случайность. Ты пьешь вино как эллин, не болтлив и наверняка хочешь совершить немало подвигов, достойных славы прародителя всех скифов [47] Геракл. ?

Помня его наставления, я не стал кивать, соглашаясь. Хоть и не понимал пока, к чему он ведет этот разговор, ответил:

– Уважаемый Аристид, ты, как всегда, проницателен…

– Сегодня я получил плохую весть. Гелон устоял, но разорен, и в этом году я не поведу туда караван.

Значит ли это, что грек хочет меня сейчас уволить? Может, мне и было все равно, но Фароат разволновался, что не укрылось от торговца, который действительно был неплохим психологом. Он поднял руки, словно собрался оттолкнуть что-то ладонями, и поспешил успокоить мою молодую половинку души:

– Я не прогоню тебя и твоих воинов. Нет! Напротив, боги милостивы к тебе, и судьба благоволит, готовит твой взлет! Смотри!

Легким движением руки, подобно фокуснику, Аристид из складок хитона извлек увесистый кошель и бросил его на стол. Мешок с монетами приятно дзинькнул, и, пока я глазел на него, рядом звякнул еще один.

– Там триста золотых статеров или девять тысяч драхм!..

– Это много, – пробормотал я.

Мои руки покоились на моих же коленях, но Аристид почему-то встревожился и накрыл один из мешочков ладонью:

– Они будут твоими, но не сегодня!

Поскольку Фароат растворился в моем сознании, наверное, от того, что испугался увиденного богатства, я развеселился и, как советский офицер, равнодушный ко всяким заграничным фунтам и долларам с марками, не потерял самообладания всего лишь от упоминания каких-то там трехсот статеров.

– Кого нужно убить?!

«Только бы не рассмеяться», – думал, когда стремился воплотиться в образ ужасного маста марману.

– Что ты? Не тут и не скоро…

Значит, все-таки придется кого-то убить. Я улыбался, смирившись с роковой неизбежностью. Смеялся в душе над собой оттого, что вдруг задумался о морали, когда убиваешь не ради государственных интересов и высшей цели, а за деньги, для собственного благополучия.

– Неужто самого архонта?

– Нет. Это архонт тебе заплатит, если соберешь сотню номадов. Когда Персефона вернется к Аиду [48] Осенью. Миф гласил: одна из сестёр Зевса – богиня плодородия Деметра имела красавицу дочь Кору. Аид похитил её, и она стала его женой и владычицей подземного царства Персефоной. Но Деметра упросила Зевса заставить Аида отпустить Персефону. Но Аид отпустил жену не навсегда. Он дал ей проглотить гранатовое зёрнышко – символ верности. Пробыв некоторое время с матерью, Персефона возвращалась к мужу. Пока Персефона была с матерью, расцветали и плодоносили деревья, кустарники, травы, а когда она возвращалась к Аиду, жизнь замирала. Так древние греки объясняли смену времён года, появление ростков из посеянных семян и созревание урожая. , скифские цари приведут армию к стенам Керкинитиды. Там должен быть и ты, конечно, если сможешь собрать воинов.

«Это просто праздник какой-то! Как здорово, что отправил Авасия вслед за Сохабом. Хоть не зря потел, когда тащил с Агофоклом шкуру с мясом сайгака!» – мысли свои я от Аристида старался скрыть. Делал вид, что размышляю, хоть и хотел тут же согласиться и убежать к ребятам. Ведь пока Сохаб находится в Ольвии, я смогу расспросить его о Хазии и всадниках Ильмека! Теперь это можно сделать! В тот момент во мне проявился Фароат со своим страхом: мальчик опасался, что Сохаб приведет нас к Артазу, и отец Алиши запретит дочери встречаться с ним, как это было в Ильмеке. Опасения Фароата казались мне беспочвенными, ведь сейчас мальчик – пазака, ардар и маста марману в одном лице, но пока эти мысли переваривались частичкой моей души, лицо успело омрачиться, что тут же заметил Аристид.

– Я знаю, хороших воинов тут ты не найдешь. Пусть это тебя не беспокоит. Жители Керкинитиды увидят у стен войско дикарей, а с моря военный флот ольвиополитов, и наверняка предпочтут сдать город эллинам…

– Я согласен, – ответил торговцу, понимая, чем он хочет закончить свою мысль, и положил свою ладонь на второй кошель.

Аристид прикрыл глаза, соглашаясь дать половину вперед, и уже смелее я схватил мешок со статерами. Признаюсь, что до этого момента мне никогда не приходилось держать столько золота в руках. Подарок Гнура весил вдвое, а то и втрое меньше полученных от торговца денег. Килограмм золота там было точно [49] От 8 до 9 грамм за монету. Если в мешке была половина от обещанного, то весил он не меньше одного килограмма двухсот граммов. ! Рука предательски задрожала. Хорошо, что Аристид, прихватив второй кошель, уже не смотрел на меня. Грек о чем-то задумался.

– Мы победим! – сказал он и стремительно направился к входу в свой кабинет.

Я промолчал, а когда торговец ушел, почувствовал, что могу еще что-нибудь вкусненькое съесть. Нежное мясо барашка с орехами и медом мне показалось пищей богов, и было у меня в сердце замечательное чувство, когда все складывается лучшим образом!

Воздух был наполнен пряным запахом степных трав. Ласточки летали над головой, взмывали вверх, а затем стремительно бросались вниз. Редкие пухлые облака только подчеркивали чистоту и голубизну безбрежного неба. Равнина, по которой легкой рысью шли наши кони, тянулась до горизонта и казалась бесконечной.

Сохаб возглавлял наш маленький отряд, и после всего, что ему довелось вытерпеть от моей частички Фароата, юный сколот был невесел. Не хотел он рассказывать нам ни о чем, а на меня, одетого в броню, эллинский шлем, цветной халат и с кинжалом в золотых ножнах на поясе, он смотрел с нескрываемой завистью. Я его понимал. Кем для него я был совсем недавно? Худородным, нищим пареньком, только вступившим в «сотню»…

Ольвийский рынок шумел, бурлил и пах не так, как жилая часть полиса. Жареное мясо, хлеб, пряности, кожа, опилки – все эти запахи ощущались по-особому, ведь тут не пахло лиманом, разлагающимися водорослями и рыбой. На мне был шлем, и Сохаб не узнал Фароата по голосу. Удивился, что богатый ардар сам обращается к нему, и ответил на приветствие с должным почтением. А когда я шлем снял, в Сохаба словно злой дух вселился! Узнавание сопровождалось гримасами удивления, отчаяния и злобы. Он зашипел, брызгая слюной мне в лицо: