Антон Скрипец - Пулемет для витязя

– Угадал. Привлечь к себе внимание всей сотни, и покуда каждая пара глаз на меня таращится, под шумок и вправду че бы не сквозануть? Незаметно. Со связанными руками. Глаза протри! И уши разлепи. Ты часто поутру такую тишину слышишь? А? Туман!

Путята снова затравленно уставился в ту сторону, где разлилась по лугам густая молочная взвесь, явно ожидая появления из-за этого белого занавеса вражьих орд, и лишь когда голос подал Твердов лучник, вдругорядь досадливо сплюнул под ноги.

– Окружили. Не меньше трех сотен.

– С добрым утром, справный сотник! Сладко почивалось?

И тут же, словно ожидал только этих слов, утреннюю тишь утробным рыком разогнал низкий рокот боевого рога.

Сначала, разрезая завесу тумана, показались воздетые острия пик. Древки словно росли из темной шевелящейся массы, которая пока не особенно походила на людское скопище. Туман не только не позволял определить его число, но, казалось, будто бы обволакивал плотной белой пряжей звук его приближения.

Киевляне, благо застигнуть их спящими не вышло, уже выстроили ощетинившееся копьями полукружье на склоне взгорка. Достать их прямым наскоком, да пусть даже и с фланга, теперь представлялось не таким уж и простым делом. Ежели вражья ватага упор делала только на то, чтобы накрыть их спящими, идея не удалась. И оставалось нападающим два варианта – или разворачивать сани, или ввязываться в кровавую баню.

Тверд стоял на вершине пригорка, в тылу княжьей сотни и привычно старался охватить взглядом все будущее поле сечи. Прямо перед ним выстроились два десятка лучников, каждый из которых деловито воткнул перед собой по дюжине стрел, а теперь кто сподручнее перевешивал под руку тул с оставшимися, а кто и неспешно натягивал тетиву. Туман за всеми этими приготовлениями наблюдал с особой ревностью.

– Добрая работа, – бросил он одному из стрелков, который со знанием дела нацепил кольцо тетивы на рог лука.

– Тут все работу знают, – бросил лучник в ответ.

– Я о луке сказал.

Путята сидел у колеса одной из телег, что успели второпях затолкать на пригорок, и чего выражал его взор, Тверд мог сказать не глядя.

Рук им, конечно, так и не освободили. Лемех не хотел, де, получить ножа в спину.

Чужая рать, узким ручьем выливаясь из белесой дымки, на равнине разворачивалась, растекаясь широким разливом. Выстраивались они, похоже, тоже полумесяцем, крылья которого нависли над флангами дружинной сотни.

– Говоришь, окружили? – стараясь не привлекать лишнего внимания, еле слышно проговорил Тверд.

– Я ж не орел, в выси парящий, – прищурившись, процедил Туман. – Может, и нет. Но, вернее всего, да.

– То есть эти вот сваты – еще не вся свадьба?

– Я бы в спину обязательно вдарил.

Тверд невольно глянул назад. Тыл им прикрывали телеги, перегораживающие подъем на взгорок с другой стороны. Но препона эта могла задержать лишь на время. На очень короткое.

– Слышь, Лемех, не дури, – выкрикнул Тверд в спину сотнику, который стоял ниже по склону, перед лучниками. – Сам подумай, на кой мне было тебя предупреждать об их приближении, будь я не на твоей стороне?

– Да хрен вас, греков, разберет! – донеслось в ответ. – Плотнее строй!

– Пошли, – бесцветно процедил Туман, который на эту перебранку и ухом не повел, будто она его и не касалась.

– Да куда мы, ядрена вошь, пойдем? – гавкнул в ответ Тверд, словно продолжая лаяться с сотником, и только тут сообразил, что прищурился лучник вовсе не в его сторону. Смотрел он на вражью рать, которая медленно двинулась с места и неумолимо поползла к холму.

– Сомкнуть щиты! Лучники – товсь! – орал Лемех, хотя и без него каждый здесь, похоже, знал свое дело. По рядам русов прокатился шорох, сопровождающий начало каждой битвы: кто-то подтянул ремень на щите, другие проверили, как вынимаются из ножен да петель на поясе клинки да топоры, иные опустили на лица личины или стрелки шлемов, сдвинутых до этого на затылок. Задний ряд дружно потянул из заплечных сум сулицы, передний с глухим стуком сдвинул щиты. Заскрипели натянутые луки.

И над рядами киевлян повисла тишина. Та самая, что всегда предваряет сечу. Самая зловещая из всех, что знал Тверд.

Полукруг вражьей рати словно сжимался, подступая к холму. Она приблизилась уже настолько, что стал виден каждый отдельный вой в ее густой массе. Озбруены они были похуже, чем дружинники Лемеха. Дешевая кожа самых простых доспехов, грубо сработанные круглые щиты, на которых теперь, когда перед наступающим воинством расступилась молочная дымка, можно было без труда рассмотреть…

– Скрещенные секиры. Аллсвальд, – прошелестело по рядам киевлян.

Лемех, который нельзя сказать, что обрадовался осознанию того, чье воинство сейчас двигало на них, все ж таки обернулся к Тверду с кривой ухмылкой.

– Что, десятник, ни при чем, говоришь, норд?

И все же что-то не так было в этой рати, посланной по их душу конунгом. Тверд помнил полоцких воев. В них без труда угадывались викинги. И дело было не только в том, что вооружены они были гораздо лучше. Хищная свирепость читалась в каждом из полоцких хирдманов. Заплетенные в косы бороды, холодная решимость взглядов в прорезях шлемов, отмеченные железом рожи и оружие, сидящее в руках так, словно его хозяева родились с ним.

Эти были не такими. Эти – боялись. Они и наступали-то, может, потому лишь только, что их было явно больше.

Понял это Лемех или нет, спросить Тверд не успел. Сотник величавым широким жестом потащил меч из ножен, воздел его над головой – и резким махом опустил вниз. Туго тренькнули луки, с мягким шелестом вперед унеслись первые стрелы. Не дожидаясь, пока они достигнут цели, лучники привычными движениями выдернули из земли следующие, натянули тетивы.

– Рази! – выкрикнул Лемех, снова взмахнув мечом. Именно в этот момент со стороны наступающего врага раздались первые крики, а в землю ткнулись первые убитые. Неловко перешагивая через них, идущие следом не успевали перестроиться – и падали сверху, накрытые достигшим их к этому времени вторым залпом. Крики раненых разносились над полем не особенно долго, будто бы захлебываясь сами в себе. Очень походило на то, что их аккуратно добивали свои же. И это не сильно смахивало на боевое побратимство.

Лучники слали стрелы одну за другой, не особенно выцеливая и заботясь о том лишь, чтобы этот дождь из стальных капель накрыл как можно больше людей. Внести смуту и проредить накатывающую вражью массу у них, пожалуй, даже и получилось бы. Не будь атакующих так много. Нападающие валились, уязвленные кто в шею, кто в плечо, кто в руку или даже в ногу. Кого-то от попадания в грудь или голову не спасла и плотная кожа доспеха. А когда они приблизились на расстояние, достаточное для того, чтобы не класть стрелы сверху по дуге, а садить по прямой, у некоторых не выдерживали даже щиты. То ли сработаны они были наспех, то ли мастерили их не сильно сведущие в этом деле руки.