Антон Скрипец - Пулемет для витязя

– Из-под какого камня ты, гнида, выполз?

В шипении боярина вежества и уважения к обычаям боевого побратимства не слышалось никакого.

– Не из-под камня, а из-за Камня, – продолжая гадко щериться, поправил его Тверд. – Ты ж прекрасно знаешь, что из так вовремя брошенной тобой сотни Лемеха не выжил никто. И я вроде как не должен был. А вот, поди ж ты, – я тут, в Киеве, прямо в твоем тереме. Посреди парадных покоев, на месте почетного гостя на пиру, устроенном тобой по случаю моего чудесного возвращения. Случаются ж чудеса и по эту сторону Серой Мглы, да?

Удар прилетел слева. Гридень, что стоял с этой от Тверда стороны, был, видать, левшой. Потому как факел держал в шуйце, а свободной рукой так здорово и умело размахнулся, что кентарха чуть не вмяло в бревна, к которым он прислонялся. Дыхание перехватило, к горлу подступила тошнота.

– Какого. Рожна. Тебе. Тут. Надо.

Полоз цедил слова, выплевывая каждое из них с особым каким-то остервенением. Он уже даже перестал обращать внимание, что чудесные его сафьяновые сапожки изгваздались хуже некуда. Зато Тверду, который теперь стоял, согнувшись в три погибели, это было прекрасно видно даже при таком дерьмовом освещении.

– Да в глаза твои мне интересно было посмотреть, – откашлявшись, смог выдавить из себя бывший десятник царьградской гвардии. – Всегда любопытно было – меняется ли их цвет у человека, по вине которого гибнет хренова прорва народа, или нет. Становятся ли они красными, как и положено у всех упырей… ух.

Последнее слово сопроводил очередной удар. На сей раз – под дых.

Левая у гридня все-таки была набита что надо.

Боярин смотрел на пленника так, будто тот был жабенком, вынырнувшим пред его светлыми очами из этой зловонной лужи, что ходила мелкой рябью под их ногами.

– То есть весь переполох на моем подворье на глазах всего честного люда ты устроил для того лишь, чтобы поглядеть мне в глаза? А хотя чему я дивлюсь? Говорят, у ромеев такое в ходу, когда мужики друг с друга глаз свести не могут. Сколько, говоришь, ты времени за морем провел?

Удержать язык за зубами Тверд не смог.

– Жену свою спроси.

Гридни, казалось, перестали дышать и постарались ужаться до размеров некрупных болотных кочек. Даже старшой охороны посерел вытянувшимся лицом так, что и в окружавших их потемках это не могло укрыться от глаз. Он-то, должно быть, прекрасно знал, из какого окна их незваный гость вылез в ту ночь, когда в боярском тереме случился памятный переполох.

Истерично вжикнув о дорогие ножны, в кулаке боярина коротко сверкнул булат. Тверд тут же почувствовал бритвенно-острое лезвие на щеке.

– Жить, мразота, тебе осталось ровно до тех пор, пока я буду считать до трех! – яростно хрипел нависший над ним Полоз. По нему было видно – не врет. Не понятно лишь оставалось, какими такими внутренними силами он удерживает себя, чтобы не исполнить свою угрозу прямо сейчас, не дожидаясь какого-то там бесконечного счета до трех. – Говори, падла, какой ящер тебя притащил сегодня сюда?!

– Сам пришел, – спустя бесконечные два вдоха нехотя вытянул из себя Тверд. В конце концов, смерть в его план посещения этого подворья не входила. Тем более – смерть напрасная. – Предупредить.

– О чем ты, падаль, можешь меня предупредить?! – пальцы второй руки боярина судорожно сжались на горле кентарха. Сглотнув и с трудом поборов желание сломать ему нос, боднув лбом, Тверд прохрипел:

– О том, что мы с Путятой были правы.

– Что?!

– Мы с гильдийским купцом Путятой были правы. Вовсе не Аллсвальд устроил поджог и погром в своем городе. И вовсе не его люди позже напали на Лемеха, вырезав всю его сотню. Как мы и говорили – это хазары. Они и земляное масло для того полоцкого поджога отсюда, из Киева, привезли. Из-под твоего, кстати, носа. Посольство-то их с твоим ведь теремом соседствует. Если, конечно, есть в том случайность…

Тверд вполне обоснованно ожидал свежей вспышки гнева. Но боярин его удивил. Он отшатнулся от своего пленника, будто тот и впрямь боднул его лбом в переносицу, и растеряно принялся запихивать клинок в ножны заблудившимися вдруг пальцами.

– Что ты, скот, несешь? – только и сказал он. Ну, хоть обозвать не забыл. – Откуда ты все это… взял?

– Оттуда, что я там был. И видел смерть каждого из княжьей сотни. И смерть гильдийца – тоже. А потом нагнал разбившее нас войско. Как раз в тот момент, когда оно соединилось с еще несколькими такими же ряжеными полками. Шли они на Новгород. А вел их хазарин. Тархан Илдуган. С таким, знаешь, фонтанчиком огня на башке. Иди, вон, соседей своих спроси: знают они такого?

Где-то в углу поруба, за тусклым кругом света, гулко шлепнулась в лужу капля. Послышались торопливые шаги пробежавшего мимо открытой крышки погреба челядина. Может, псарь пошел открывать клети своих зверюг, выпуская их на ночь во двор. А может, кто к девке сенной втихаря бегал.

Только гридни, стоявшие с ними в порубе, боялись даже мельчайшим звяком кольчужных колец напомнить о своем присутствии. Видно, понимали, что все здесь сказанное совсем не для их ушей предназначалось.

– Почему ко мне с этим пришел? – тускло обронил боярин, словно внезапно убоявшийся лишних ушей.

– Так князь мне в последнюю нашу встречу ясно дал понять – еще раз попадусь на глаза, сам себе пропишу дорогу за Камень. А ты вроде как его ближник. Сможешь передать.

– Передать – что?

– Что непонятного? Поход нужно отменять. Киевское войско готово хоть сейчас выдвинуться на Полоцк, я ж все видел, как в стольный град приехал. А смысла в этой войне нет никакого. Все это – большой заговор и измена. С Аллсвальдом Светлому делить нечего. Нужно вместе искать тех, кто на самом деле за всем этим стоит.

На сей раз успели упасть в воду две тяжелые капли. Зловещая тишина уже начала ощутимо давить на плечи. Даже факелы в руках гридней вроде как принялись светить тусклее и пришибленнее.

– Ты ведь знаешь, почему я тогда так скоро покинул Лемеха. Я нашел свидетелей аллсвальдова предательства.

– Вот с них и нужно начать выяснять, кто за этим всем стоит. Кто эти твои свидетели? Где они?

Глаза боярина вновь блеснули хищным сполохом в танцующем огненном свете.

– Так вот для чего все это затеяно!

Он даже довольно хлопнул себя по перевязи.

– Тебе нужно было узнать, что это за люди! Вот зачем тебя послал ко мне проклятый полоцкий норд! Ха! Что ж, неплохая попытка, мой продажный друг. Жаль, не удалась, – он вновь придвинулся вплотную, словно вновь напрашиваясь на удар лбом в переносицу. – Мы выдвигаемся на рассвете. И скажи спасибо, ромей, что у меня сегодня марать об тебя руки нет ни времени, ни желания. Пока мы будем бить нурманнов, ты посидишь в этой луже. Может, жабры вырастишь. А потом, когда мы вернемся, придумаем, как тебя казнить. Светлый еще подкинет, поди, какую идейку. Ты ж знаешь, он страх как не любит изменников да предателей. Вот вас обоих с Аллсвальдом на одной плахе и разделаем!