Александр Плетнёв - Адмиралы Арктики

Немецкие угольщики остались на внешнем рейде – идти в гавань им нужды не было, да и тесновато там стало.

У причалов, в гавани стояла невообразимая суета. Помимо зевак, съехавшихся с ближайших окрестностей, включая Архангельск и Колу, высокопоставленных лиц, духовенства, иностранцев, представителей прессы, в порту шла напряжённая работа.

Корабли и суда стали под погрузку. Именно здесь, в Александровске следовало принять часть грузов специфического «северного» назначения: тёплую одежду, продукты. Тут распоряжались в том числе и опытные моряки-полярники.

Железной дорогой в Исакогорку прибыла партия снарядов, получивших заводскую переделку взрывателей. Их перегрузили и уже морским путём доставили сюда же. Теперь пароход «Архангельско-Мурманского товарищества» поочерёдно стоял борт о борт с каждым из броненосцев, получавших свою порцию.

Пристани Александровска не были приспособлены под такие крупные корабли, но «Смоленск», «Воронеж» и «Владимир» вполне себе притулились к причалам. Там тоже по сходням сновали туда-сюда люди, тащили мешки и ящики.

Формально за всё отвечал принимающий отряд новый командующий, но фактически организацией погрузки и прочей подготовкой к суровым условиям занимался Коломейцев уже в чине капитана 2-го ранга.

Поднявшись на борт флагмана, доложившись, Николай Николаевич пробежался по кораблю в целях осмотра его готовности к северному переходу и разорался в первом же кубрике:

– Ничего же не сделано! Помёрзнете же, сукины дети!

Часом позже все старшие офицеры кораблей и капитаны пароходов-транспортов были собраны в кают-компании на «Суворове», где присутствующий тут же адмирал Дубасов (крайне мрачный, если не сказать сердитый) уверил всё ещё сомневающихся, что «да, отряд действительно пойдёт Северным проходом в Тихий океан».

Как раз вернулся разведчик крейсер-бот. Его капитан доложил, что вплоть до пролива Карские ворота море свободно ото льдов.

– Там, господа, и произойдёт последняя бункеровка с немецких угольщиков, затем отряд примет под проводку американский ледокол. Сразу хочу сказать, что со всех будет взято письменное уведомление о неразглашении секретных фактов. Также в этом вопросе следует провести определённую работу с личным составом. Но об этом позже. Теперь! Ещё раз напомню, что впредь, а особенно при проводке кораблей и судов через льды, в караване следует выполнять рекомендации прикомандированных к вам офицеров-полярников, – Дубасов со значением взглянул на Коломейцева. – Более того, скорей всего, на корабли прибудут некоторые гражданские лица, имеющие опыт северного судовождения. Так вот, их приказы будете выполнять неукоснительно!

Дождавшись, пока стихнут короткие перешептывания и немного удивлённые возгласы, адмирал раздал капитанам и командирам листы:

– Здесь инструкции и подробные правила следования в караване вслед за ледоколом: скоростные режимы, дистанции, условные сигналы. Сии наставления вы должны выучить наизусть, как… как прилежные студиозы, – с совершенно серьёзным видом заявил Дубасов, – и, безусловно, выполнять, если хотите дойти до Тихого океана. Для изучения у вас есть двадцать часов здесь. Сутки… нет – полтора до Карских ворот. И некоторое время, пока нас будут пичкать углём немцы.

– Потом примете экзамен? – Игнациус стрельнул коротким взглядом в сторону Коломейцева, вспомнив свои перепалки с прикомандированным офицером-полярником.

И хоть вопрос был задан капитаном 1-го ранга исключительно осторожным тоном, Дубасов предположил скрытый сарказм, скорей на слово «студиозы». Хотел высказать что-нибудь резкое по этому поводу, но вмешался Коломейцев:

– Экзамен примет Арктика, господа.

– А пока всё, – холодно оборвал адмирал, увидев в дверях Престина, – все свободны. Точнее, занимайтесь своими обязанностями.

Дождавшись, когда все разойдутся, адмирал с вопросом посмотрел на капитана «Скуратова».

– Я передал им, – коротко известил тот.

– Что они сказали?

– Ничего особенного. «Будут думать».

«Чёрт, чёрт, чёрт! – Дубасов снова вернулся к разложенной карте. – Из-за этого “англичанина” и без того сомнительная секретность летит к чёрту!»

Адмирал в который раз обвёл карандашом кружок, примерно в 15 милях от входа в Кольский залив, где стоял британский крейсер. Тот самый, которого привёл на хвосте отряд броненосцев – «Бервик». Не стал паразит заходить в Александровск с «дружеским визитом». Понятно, по разным причинам. В том числе, видимо, потому, что не жалуют здесь англичан, тем более военных. После того что их головорезы тут учиняли во время Крымской войны. Люди помнят.

Чёрт! План, план! По плану немецкие угольщики должны были у Карских ворот разгрузиться и убираться восвояси. Лёд в проливе всё же какой-то имелся (по уверению капитана крейсер-бота) – нанесло ледяного крошева, прихваченного лёгкой, тонкой коркой, что даже «хромому» «Ермаку» по силам. Немцы если уж и захотят пошпионить – не полезут. Но «британец»! Вот этот может рискнуть. И тогда он увидит поджидающий за островом Вайгач ледокол пришельцев.

Мелькнула мыслишка: «Его бы, сукиного английского пса, взять да расстрелять из всех орудий да притопить самодвижущимися минами для верности. Но он даже на переходе (Небогатов заверял) и близко не подходил к отряду. А при сближении с “Авророй” намеренно держал дистанцию и вёл себя вызывающе, ворочая орудиями. Впрочем, не дай бог что – это ж война с Англией… А о выходе отряда его наверняка предупредят, есть достаточно способов, включая беспроводной телеграф и этих совсем как бы ни при чём норвежских рыбаков на шхунах, что отираются в гавани. И мимо него не пройти, тем более что ночи ещё такие короткие. С рассветом по дымам определит и догонит. Дилемма! Он не должен увидеть “Ямал”! Но как бы там не случилось, через двадцать часов отряд выйдет в море – слишком много на кону. Машина уже запущена».

Дубасов нервно пощипал ус, увидев, что Престин смотрит на него, отдёрнул руку – не смутился, просто не хотел показывать своего смятения. «Переговорить с господином Черто́вым лично? Пожалуй. Вдруг он что-нибудь предложит».

– Пойдёмте, – кивнул он капитану. Ещё раз прищурился на карту, окинул кают-компанию грустным взглядом: «Здесь мне уже нечего делать. Это уже не моя забота». И повторил, направляясь к выходу: – Пойдёмте!

Снаружи моросил мелкий, едва уловимый слепой дождь – совершенно белое, не греющее солнце мертвенными бликами ложилось на лоснящуюся мокрым палубу.

По трапам и мостикам броненосца громыхали башмаки матросов, слышались голоса команд и посвист боцманской дудки. Звякнули очередные склянки.

Доносились различные звуки и со стороны: гудки пароходов, работа паровой машины, проходящего мимо катера, окрики людей, с берега долетел колокольный звон.