Андрей Архипов - Волжане

— Не смогу, ты же знаешь.

— Знаю, но они сказали, что болтать тебе не запретят, лишь бы сам на правду не обижался. А поединков столько на той учебе обещают, что до постели будешь еле доползать.

— Ну-ну…

— А Якун, земля ему пухом, — Захарий улыбнулся каким-то своим мыслям, — от роты тебя освободил. Вот так.

— Что, помер он? Перестарался ты, Завид?

— Нет, это просто Захарий Матвеич присказку от ветлужцев перенял, — довольно блеснул глазами отрок.

— Это какую же?

— Да они, как про Якуна скажут что, так всегда добавляют: земля ему пухом или, мол, вечная память! — Улыбка Завида расползлась во весь рот.

— Думаешь…

— Уверен, не забудут они его! Воев простых еще могут простить, а Якуна — нет. С остальными свары не стали затевать из-за него, да и остальных воев отдали: все-таки Кузьме еще сюда приходить летом… — Завид покосился на Захария, не рискуя говорить за него. — Однако насад [49] Насад — небольшое речное плоскодонное беспалубное деревянное судно, обшивка корпуса которого образована путем насадки досок продольными кромками на специальные шипы. Подобную обшивку (без напуска досок друг на друга) принято называть обшивкой вгладь . Суда, обшитые внакрой (с некоторым напуском досок), назывались набойными . Суда, собранные полностью из досок, назывались дощаниками (досчаниками). небольшой за день до ухода Кузьмы и Якуна убыл, а там вперемешку и черемисы и ветлужцы были. Дорога в верховья Ветлуги длинная — кто знает, откуда стрела прилетит? Ты что, плохо тебе?

Бледное лицо Дмитра раскраснелось, а плечи стали мелко подрагивать, будто он сейчас не выдержит и расплачется. Наконец с трудом сдерживаемый хохот вырвался наружу, перейдя в натужный кашель:

— Ох-хо-хо… кха-кха… Мне эти вои все больше нравятся. Головами играют, живого человека поминают как покойника, в купеческих делах тебя перещеголяли, Захарий Матвеич, а виру… виру они стребовали, какую изначально захотели. Не будет мне с ними скучно, ой не будет!

Солнце уже скрылось в серой хмари набежавших туч, и дневной свет, падающий из оконца под крышей, почти не освещал неприбранного стола дружинной избы, за которым сидели и чего-то ждали несколько человек во главе с воеводой. Тот застыл насупившись, краем уха слушая, как староста жалуется на погоду и свою спину, разболевшуюся совершенно не ко времени.

— Погодь малость. — Ладонь Трофима прервала стенания Никифора. — Вестник донес, что закончил лекарь наш Свару лечить… Чего же он не идет?

— Оперировать закончил, — вмешался Николай, нимало не смущаясь взглядов, осуждающих того, кто посмел поправить воеводу. — А само действо называется операцией. Сращивать сухожилия — это вам не хрен собачий, а очень даже серьезное дело. И не факт, что все получится, так что будьте готовы ко всему. Сначала разрезать надо рану…

— Что же он сразу не срастил? — нашел новую тему для разговора Никифор, которому невмоготу было сидеть в четырех стенах в ожидании каких-то событий. — Не пришлось бы тогда заново его резать…

— Потому что Свара без памяти был, стоеросовая ты башка. Как бы он сказал, что рука у него не двигается?

— А сразу как очнулся? — продолжал настаивать Никифор. — Пока рана не заросла?

— Не… — помотал головой Николай. — Уже нельзя было.

— Это почему? Не оттого ли нельзя было, что ты не понимаешь ничего в лекарском деле? И сам ты похож на эту… стохреновую башку, вот!

— А я и не говорю, что понимаю что-нибудь, — улыбнулся в усы кузнец на переиначенную поговорку. — Я просто заранее поговорил со Славой, потому и знаю все наперед. На лучше съешь семечку жареную…

— Это из тех желтых цветков, что выросли у вас на огороде? — опасливо потянулся за семечком староста. — А что одну-то? Дай хоть пяток…

— Не дам, — отрезал Николай, раздавая всем по одной штуке. — Это только на пробу. По весне раздам по малой горсти — посадите, вырастите, тогда и лузгайте на здоровье, а кто захочет — может и масло гнать подсолнечное.

— Это как это… гнать?

— Колесо подливное плотники уже ставят для мельницы выше заводи, туда же и пресс поставить можно. Однако для этого сначала надо целое поле семечками засадить.

— А картошку вашу дашь попробовать? Вспомни, что обещал!

— Не-а, эту совсем не дам — мы сами не будем есть, хотя и хочется. А обещал я поделиться, а не дать попробовать! Вот по весне и наделю глазками тех, кто огороды под нее подготовит. А еще морковью и луком. От первой семян хоть завались, а вот лук пока только на чернушку пойдет, ну… на луковички малые.

— Да знаем уже, — махнул рукой Никифор и устало вздохнул. — Бабы все уши прожужжали про овощи твои, всем попробовать охота. Кое-кто не выдержал да семечко-другое за пазуху положил… кхм. Вдруг передумаешь, а они на огороде вашем горбатились.

— За картошку руки оборву, а остальное… Пусть чуть-чуть семян разбежится, мало ли что случиться с нашим хранилищем может. Я и сам все по нескольким местам раздам для пущей сохранности. Ты только скажи бабам, чтобы без моего благословения не сажали…

— А ты батюшкой заделался? Или на самом деле слово заветное шепнуть надо?

— Да нет, просто уши надеру тому, кто придет за этим словом. Чтобы неповадно было без разрешения что-то брать. Спросили бы, так дал без вопросов… Просто мне пока лучше знать, как семена эти хранить, особенно картошку. Кстати, надо бы под нее новую землицу отвести. Это как раз тот случай, когда лес свести не жалко… И так, правда, совсем неплохо получилось — по полтора десятка крупных клубней на куст в лучшие годы у нас не бывало. Однако для того, чтобы ее раздавать, нам надо гораздо больше, так что опять глазками сажать будем. В разных местах.

— А вот насчет озимых…

— А что не так?.. — автоматически произнес Николай и тут же замахал руками. — Я же отправил вас к Вячеславу, вот и решайте все вопросы с ним. Он специалист в этом деле, а не я. Так что просто безропотно делайте все, что он велит…

— Так что там за разговор про Свару был? — вмешался Трофим, не дождавшись, что Никифор вернется к лекарским делам. — Почему нельзя было сразу жилы эти ему шить, как очнулся и почувствовал, что рукой двинуть не может?

— Начну с самого начала, — огладил свою бороду Николай, стараясь собраться с мыслями. — Во-первых, опыта у Вячеслава маловато, не разглядел он при обработке раны, что сухожилие перерезано, больше озабочен был, чтобы Свара кровью не истек. А уж когда очнулся он, резать было нельзя, потому что мог получиться болевой шок… Умер бы он!

— От боли?

— Да, сердце может не выдержать, если человека часами резать. Если бы ты опий не привез, то и сейчас бы Вячеслав не взялся Свару заново вскрывать.

— С трудом я те лепешки нашел в Суздале. Торговец один иноземный продавал бабам, чтобы дети их не плакали.