Андрей Архипов - Волжане

Двери тут же распахнулись, и друг за другом в комнату шагнули три стражника, держащие руки на оголовьях мечей. Замерев около входа, они вопросительно поглядели на князя, который продолжал сидеть в кресле, внимательно разглядывая ветлужца. Установившуюся тишину позволил себе нарушить только тысяцкий, недовольно покачавший головой, но все же сместившийся за спину невозмутимому полусотнику, после чего в его ладонь из рукава хлестко упала тяжелая гирька.

— Не будешь ты этого делать, княже, — недоверчиво покачал головой ветлужский полусотник.

— Это еще почему? Подвесим тебя над огнем, и через мгновение ты будешь петь передо мною соловьем…

— Не только петь буду, княже, но и кричать дурным голосом, а также обещать тебе златые горы. Вот только никаких тайн о железе я не знаю, а ты… ты всех нас потеряешь!

— В пыточную его!

Самый высокий из охранников тут же подскочил к чужаку со спины, обхватил его за шею и чуть-чуть наклонил на себя, чтобы у ветлужца не было опоры для удара локтем назад.

— Дозволь самому пойти! Убери своих церберов…

— Попробуй сам это сделать, вой!

Ефрем заметил, как на лице ветлужского полусотника мелькнула улыбка, и после этого события в горнице замелькали с быстротой тележного колеса, запущенного с обрыва. Он едва успел отодвинуть свой посох в сторону, чтобы воины ненароком его не задели, а уж на то, чтобы воззвать к князю и не творить насилие в присутствии архиерея, у него просто не хватило времени.

Как только последние слова были произнесены, второй княжеский ратник шагнул к полусотнику и пробил ему в солнечное сплетение, надеясь ошеломить чужака и после этого без помех вытащить его из светелки. Однако ветлужца на месте не оказалось. Сильно оттолкнувшись от пола, он еще больше навалился спиной на удерживающего его охранника и тут же заплел своей стопой его опорную ногу. Спустя мгновение ветлужец уже всей массой упал на потерявшего равновесие воина, после чего вбил ему в бок локоть и вскочил навстречу оставшимся ратникам. Один из них, пытавшийся его перед этим ударить, сунулся вперед, но пропустил пинок подъемом стопы по сгибу колена и, замерев на мгновение от боли, рухнул от прямого удара в голову.

— Теперь я, ветлужец! — Приглашающий жест последовал от сверкающего щербатой ухмылкой десятника Прокопия, все это время стоявшего в стороне. — Помнишь меня?

— А то! — улыбнулся в ответ полусотник, но внезапно скользнул назад и ударом ноги по голове отправил в беспамятство первого поверженного им воина, уже начинающего приподниматься с пола. — Еще как помню! Это же ты подпирал прошлогоднюю драчливую калитку… Как она, все еще обижает людишек или перешла дорогу кому-нибудь более злопамятному, чем я?

Прокопий сблизился, держа кулаки около лица, и неожиданно ударил понизу ногой, метя окованным носком сапога чуть ниже колена ветлужца. Навстречу ему метнулась стопа полусотника, подставляя толстую подошву под крепкое железо, но суздальца это не смутило, и он резким движением послал кулак в челюсть противника.

Дальнейшее Ефрем не уловил. Он заметил только, что чужеземец поднырнул под руку Прокопия и каким-то хитрым захватом приподнял его вверх и бросил на пол. Прежде чем упасть лицом на выскобленные доски, воин в воздухе перевернулся, а ветлужец успел ему вывернуть руку. В результате подняться суздалец уже не смог, вскрикивая от боли после всех своих попыток вырваться.

— Может, хватит, княже? — Разгоряченный полусотник бросил косой взгляд за спину и пояснил свои слова: — Я долго сдерживаться не смогу, калечить их начну, да и тысяцкому твоему гирька уже руки жжет… Хочешь убить, так сделай милость, отпусти во двор! Пусть твои дружинники там меня стрелами нашпигуют, а то и меч в руки дадут, если развлечься есть желание! Хоть на свежем воздухе умру, а не в пыточном подвале!

— Ладно, успокойся, Иоанн, отпусти моего воя! Пошутковали, и будя! В следующий раз не будешь измываться надо мной своими просьбами! — недовольно клацнул зубами ростовский князь и тяжело вздохнул. — Проиграл я спор своему сотнику, побил ты самых задиристых петухов из моей молодшей дружины. Говорил он мне, что не взять тебя голыми руками, так и оказалось… Прокопий, зови Василия! Бегом! Остальным — вон, и обид за спиной не таить!

Повелительный голос князя тут же вымел из светлицы побитых воев (хотя одного из них и пришлось уводить под руки), а Ефрем на этот грозный окрик даже дернулся, чтобы привстать. Однако осознав, что разговор продолжается, а на него в здравом уме никто так кричать не будет, поерзал на лавке, пытаясь сделать вид, что устраивается удобнее, а мордобой в его присутствии обычное дело.

«Мальчишка! Даром что в зрелую пору входит, а все тешится, будто не князь, а отрок в младшей дружине… Вон какие взгляды ветлужец по сторонам кидает! И тысяцкий не спасет, если этот зверь бросится на нас!»

Спустя несколько минут застучали каблуки по лестнице, и в горницу с поклоном вошел княжеский сотник. Оглядев собравшихся, он встретился взглядом с ветлужцем и чуть заметно пожал плечами, будто муху согнал. Мол, он тут ни при чем, что бы перед этим ни случилось.

— Вот, люби и жалуй, Иоанн, твоего старого знакомца. — Князь в очередной раз обменялся взглядами с тысяцким и добавил: — Жалую я Василия Григорьевича, которого ты с осени знаешь, слободской грамоткой на ваше село, а вам даю свое покровительство во всех начинаниях, ремесленных и торговых.

— Прости, княже… — Ветлужский полусотник отер вспотевшее лицо и не стал скрывать своего возмущения: — У меня уже мозги вскипели от твоих затей! Что за грамотка такая и с какой стати мы должны под тебя идти?!

— Не кипятись, Иоанн! Радоваться должен! Не холоплю вас и не лишаю воли. А сия бумага дает боярину или дружиннику моему право основать село и быть неподсудным никому, кроме меня! А еще позволяет владетелю такой грамотки беспошлинно торговать во всем уделе моем и всю дань со слободы, мне предназначенную, забирать себе! Не просто так сие дается, а для важных дел, кои решить предстоит! Но о самой грамотке и о наших делах вам надобно помалкивать, дабы никто не узнал о том!

— Хочешь подгрести под себя наше воеводство? И не просто так, а втихомолку?

— Ха, воеводство!.. — Князь скривился, но потом продолжил самым благодушным тоном: — Не ерепенься, тебя и бывшего десятника отца моего я не обделю!

— Уже обделил, княже! Почему не на нашего воеводу грамотку выписал, уж если решил нас под свою руку подвести? Он честно твоему отцу служил!

— Веры вам великой еще нет! Годик под сотником побудете, а потом поставлю вас боярами ближними и одарю землицей со смердами по вашему выбору. Хотите, по реке Костроме, куда вскоре дотянутся мои владения, а хотите в землях суздальских. Там и дела, с железом связанные, продолжить разрешу, и пошлины торговые на пять лет отменю! А не будет такого желания, так каждый из вас сотню в поход водить будет, а то и поболее, если призвание есть. Уразумел?!