Геннадий Марченко - Манускрипт [litres]

– Всё ещё впереди, – улыбнулся Гувер краешком губ. – Хотя уже только одно незаконное пересечение границы Соединённых Штатов является серьёзным нарушением закона, и капитана Уолкера ждёт судебное разбирательство. Кстати, откуда у вас такое хорошее владение английским языком? Вряд ли вы учили его, сидя в лагере.

– А вот тут и не угадали! Именно в лагере со мной сидел ирландец, некто Джим Хейли, который и учил меня английскому. Язык мне на удивление легко давался. А уже в Штатах у меня появилась возможность вволю попрактиковаться.

Ну, мистер Гувер, есть что возразить на мой экспромт? Будешь проверять, сидел ли в Ухтпечлаге на самом деле такой Джим Хейли или поверишь на слово? Тем более как проверить? Отправлять запрос в НКВД, в Управление лагерей?

– Что ж, как одна из версий принимается. Я слышал, что НКВД хватает даже иностранных граждан, если заподозрит их в шпионаже… Как бы там ни было, Лейбовиц разрешил вам жить у него, вы стали ему помогать в его работе, и вскоре судьба забросила вас в Лос-Анджелес, где вы познакомились с Джеком Леонардом Уорнером. Он предложил вам небольшую роль в одном из своих фильмов, вы немного подумали и согласились. Между делом вы написали для студии несколько сценариев, по которым впоследствии были сняты неплохие фильмы.

– Вам они понравились? – нагло влез я со своим вопросом.

– Честно скажу – да, как и ваш режиссёрский дебют «Месть подаётся холодной». Но Голливуд стал лишь частью вашей многогранной деятельности. Главный доход вам начало приносить нелегальное казино и бордель в Гарлеме, которые вы создали на паях с неким Лэнсом Джорданом, уже до этого попадавшим к нам на карандаш. Особенно дерзко выглядело похищение игровых автоматов из полицейского участка…

– У вас имеются доказательства? – стараясь сохранять невозмутимость, спросил я, в то же время чувствуя, как почва под ногами начинает предательски подрагивать.

– У нас имеются протоколы допросов некоторых людей, – неопределённо ответил глава ФБР. – И поверьте, эти протоколы имеют юридическую силу, даже если вам взбредёт в голову отпираться. Одна бойня в ресторане «Русь», – у него это прозвучало как «Гусе», – чего стоит! Сколько людей Бонанно вы тогда отправили на тот свет? Четверых?

Я многозначительно молчал, тем самым предлагая Гуверу продолжать.

– Вообще вы сделали хорошее дело, что принялись зачищать эту гангстерскую мразь. Чем меньше их ходит по американской земле, тем лучше. Я так думаю, война, которую вы объявили Бонанно, привела его к логическому концу. Не вы, часом, целились в него из снайперской винтовки, спрятавшись в кроне дерева? Нет? Я тоже думаю, что не вы. Скорее всего, его приговорили члены других семей, а исполнителем, как обычно, выступил Анастазия, ну или кто-то из его подручных. А вот убийство Костелло вполне может быть делом ваших рук. Тут ещё весьма кстати нашлась снайперская винтовка, из которой был сделан роковой выстрел. Знаете, как её нашли? Местные мальчишки, вдохновлённые вашим фильмом «Гладиатор», пробрались на крышу и устроили там бой на мечах, как на арене Колизея. А самый маленький зритель, которого не принимали в игру, от скуки залез под водонапорную башню, где и увидел обёрнутую в тряпку винтовку. Жаль только, отпечатков пальцев на ней обнаружить не удалось, кроме тех, что наставила малышня, добавив нам лишней работы. Преступник оказался не дурак, но, будь он ещё умнее, просто выкинул бы оружие в Ист-Ривер. – Гувер одним глотком влил в себя остатки виски и поставил пустой хайболл на ковёр рядом с креслом. Сцепив пальцы рук, он принялся задумчиво разглядывать меня, словно напротив него сидело какое-то неизвестное науке существо. Наконец, пожевав губами, он произнёс: – Интересный вы человек, мистер Бёрд. Наверное, вас было за что и в советской России сажать в лагерь, если вы за такой короткий срок пребывания в США успели столько натворить. Кстати, если не секрет, за что вас упекли и на сколько?

Тут уже, похоже, не отвертишься. Меня лишь интересовали несколько вопросов… Первый: знают ли в ФБР о том, что я из будущего? Второй: известно ли им о моих связях с советской разведкой? И третий: что Гувер может мне предложить? Потому что если бы он хотел реально упечь меня в тюрьму Синг-Синг, то не заявлялся бы сюда на приватный разговор, а приказал бы доставить меня под конвоем к нему в Вашингтон, где и устроил бы допрос с пристрастием.

– В кафе сидели с девушкой, а компания за соседним столиком начала её оскорблять. Ну я и поговорил с ними на языке, скажем так, жестов. Покалечил немного, а один из пострадавших оказался сыном местного партийного лидера. Сами понимаете, партработник в Советской России – лицо неприкосновенное, так же как и его семья.

– Однако, насколько я знаю, очень многие из них оказались врагами народа…

– Не без этого, – хмыкнул я. – Не знаю, как сейчас, но тогда тот коммунист был в фаворе, так что мне влепили шесть лет лагерей.

– Это не она, случайно, та девушка, из-за которой вы попали в переделку? – скосил он глаза в сторону стоявшего на столе портрета Вари.

– Она самая.

– Симпатичная леди… Прошу прощения за нескромный вопрос, она была вашей любовницей или у вас имелись на неё серьёзные планы?

– Да мы толком и не успели узнать друг друга поближе, но я бы, пожалуй, не отказался связать с ней свою жизнь.

Гувер ещё раз бросил задумчивый взгляд на портрет Вари, словно что-то обдумывая.

– Не пытались с ней связаться?

Ишь ты, вопрос-то с двойным дном. Всё же знает он о моих делах с Фитиным или просто прощупывает почву? Надеюсь, в моё отсутствие федералы не вскрыли мой сейф, в котором хранилось немало важных документов, не говоря уже о незарегистрированном стволе, и письма от Вари. В последнем, полученном через сотрудника консульства два месяца назад, Варвара сообщала, что, когда немцы подошли к Одессе, ей и её родным пришлось эвакуироваться в Пензу. Она работает на заводе, но на каком именно и что делает – секретная информация. Недавно написала заявление в военкомат, просилась на фронт хотя бы медсестрой, а пока её заявление рассматривают, пошла на курсы шифровальщиков.

– Думал, и не раз, – почти искренне вздохнул я. – Но как вы это себе представляете? По телефону не позвонишь. Отправить письмо? Письма из других стран в СССР подвергаются перлюстрации, это, получается, я и себя подставлю, и её. Так что приходится жить воспоминаниями.

– Но эти четыре года верность вы ей точно не хранили, – осклабился Гувер. – Впрочем, это ваше личное дело. Но как вы умудрились сбежать? Насколько я знаю, такие случаи единичны, тем более в северных лагерях СССР, где в лесах могут выживать только дикие звери. Или вы бежали летом?