Геннадий Марченко - Манускрипт [litres]

Ладно, всё это лирика, а сегодня у нас знаменательный день. В лаборатории моей фабрики после обеда будет проводиться испытание нового цветного кинескопа, и я предупредил, чтобы без меня не начинали. Хотя – это я знал наверняка – ребята уже успели его протестировать, просто моё появление должно стать некоей точкой отсчёта. Такой кинескоп – это большой шаг вперёд по сравнению с уже привычным чёрно-белым иконоскопом, как тут, в Штатах, Зворыкин называл изобретённую им электронную передающую трубку.

Пообедать я зашёл в нашу пиццерию, где меня обслужила сама Филумена с улыбкой от уха до уха. Ещё бы не улыбалась – вчера я надел на её не совсем лебединую шейку золотую цепочку с кулоном, на котором были выгравированы буквы FT, то есть Филумена Трапаттоне. Чувствую, хотела присесть рядом, поболтать, пока я уплетаю ещё горячую «Маргариту», но вынуждена была соблюдать дистанцию, поскольку здесь мы находились далеко не одни. Вон как раз из-за соседнего столика подваливает какой-то лысый тип, оставив своих жену и сына лет семнадцати доедать пиццу под аккомпанемент разлитого по большим стаканам капучино.

– Простите меня, сэр, но вы, случайно, не Фил Бёрд? – спрашивает он, протирая носовым платком вспотевшую лысину.

– Предположим, – киваю я, продолжая жевать пиццу. – А что вы хотели?

– Меня зовут Морис Берлин [8] Морис Берлин (наст, имя Мойше-Герш Берлин) родился в Кишинёве в 1895 г. В 1900-м с родителями и восьмью братьями и сёстрами эмигрировал в США. Рано лишившись родителей, был вынужден бросить школу после 8 класса и поступить на работу разносчиком в магазин музыкальной компании Wurlitzer в Чикаго. В 1920-м основал собственную компанию Chicago Musical Instrument Company, которую возглавлял до своего выхода на пенсию в 1974 г. В 1944-м CMI приобретает прекратившую выпуск гитар Gibson Guitar Company, и к 1960-му превращает её в безусловного мирового лидера отрасли. . Вероятно, вы слышали о моей компании Chicago Musical Instrument Company?

– Нет, не слышал. Но, судя по названию, догадываюсь, что она имеет отношение к музыкальным инструментам.

– О, самое непосредственное! Но не только к инструментам, четыре года назад дешёвый магнитофон в пластиковом корпусе принёс моей компании хороший доход. Но сейчас не об этом… Я знаю, что вы активно вкладываетесь в новые проекты, и подумал, почему бы нам не скооперироваться?

– Что вы имеете в виду?

– Дело в том, что компания Gibson Guitar Company – вы наверняка слышали о ней – испытывает серьёзные трудности. Она вынуждена брать военные заказы, не имеющие отношения к музыкальным инструментам, получая за это мизерные деньги, и находится на грани банкротства. Я давно уже подбираюсь к ним, и сейчас настал неплохой момент, чтобы выкупить компанию.

– И что же вас останавливает?

Мой собеседник слегка помялся, бросив взгляд в сторону своих ближайших родственников.

– Видите ли, компания Gibson Guitar Company стоит около трёх миллионов долларов. Два у меня есть, остальные деньги вложены в производство, откуда, сами понимаете, я не могу их вот так просто взять.

– И вы хотите, чтобы я добавил этот миллион и стал акционером?

– Это было бы просто прекрасно! Я бы вам с радостью уступил 35 процентов акций совместного предприятия. Ну-у, согласно размерам капиталовложений, – добавил он, увидев вопрос в моих глазах.

– А вы уверены, что компания после покупки начнёт приносить доход?

Не будучи большим знатоком музыкальных инструментов, я помнил, что гитары под лейблом Gibson в послевоенное время уж точно считались чуть ли не эталоном, продолжая таковыми оставаться и в XXI веке. Вот только если я вложусь в это дело, пойдёт ли всё по накатанному пути или компания скатится в пропасть?

– Я вам ручаюсь, что выведу… мы выведем Gibson Guitar Company на новый уровень! Если хотите, могу в качестве залога предложить 49 процентов акций CMI.

М-да, а товарищ настроен весьма решительно. Но всё равно бросаться в такого рода авантюры очертя голову я не собирался, а потому заявил:

– Мистер… э-э-э… Берлин, я не могу дать вам ответ прямо сейчас. Мне нужен месяц, чтобы обдумать ваше предложение.

– Месяц? Прекрасно! Вот моя визитная карточка, как только решитесь – звоните.

Выйдя из пиццерии, я направился на фабрику, где только моего появления и ждали. Здесь присутствовал и Стетсон, которому я передал наш разговор с Берлином и которого попросил провентилировать тему и через неделю предоставить все выкладки по Gibson Guitar Company. Может, и впрямь есть резон вложиться в новый бизнес?

– Мистер Бёрд, у нас всё готово, – вывел меня из задумчивости голос старшего лаборанта.

– О’кей, начинайте.

Однако, прежде чем врубить питание на испытательный стенд, где стоял своеобразный телевизор без корпуса, меня завалили информацией, в которой я почти не разбирался. Электронные лучи, фокусирующая и отклоняющие катушки, анод, маска, благодаря которой красный луч попадает на красный люминофор… В общем, цветной кинескоп отличается от чёрно-белого тем, что в нём три пушки – красная, зелёная и синяя. Соответственно, на экран нанесены в некотором порядке три вида люминофора тех же цветов, дающие цветовую раскладку.

Наконец аппарат был запущен, несколько секунд прогрева – и на экране появляется цветное изображение идущей в данный момент по моему телеканалу передачи. Экран в 21 дюйм был принят нами за стандарт для приёмников как чёрно-белых, так и цветного изображения. И вот сейчас на этом экране я видел вполне приличную картинку, достойную, вероятно, какого-нибудь «Спектра», запомнившегося мне с детства. Ну или где-то рядом, в любом случае для 1942 года это был настоящий прорыв! Правда, изображение транслировалось без звука, поскольку динамик ещё не подключали.

– Мы остановили выбор на теневой маске с планарным расположением электронных пушек, – продолжал читать лекцию лаборант. – По сравнению с апертурной и щелевой масками теневая обеспечивает более высокое качество линий, пусть и в ущерб яркости. Мы бы хотели ещё поработать над решёткой, уменьшить элементы люминофора, что будет способствовать более качественному изображению на экране.

– И сколько это может занять времени?

– Ну-у, месяц, может быть, два.

– Месяц-два, говорите? Что ж, торопить не буду. Добьёмся максимального результата, и можно будет запускать телевизоры в серию.

“А с чёрно-белыми телеприёмниками что будем делать? – поинтересовался главный маркетолог предприятия Оуэн Кларринг.

– Они ещё долго будут востребованы за счёт более низкой цены по сравнению с цветным телевизором. Это как с автомобилями. Основная масса ездит на «фордах», а те, что побогаче, предпочитают «корды», – с улыбкой намекнул я на себя. – Так что продолжим их выпускать в том же количестве. А для цветных телевизоров построим новую линию. Да, так и запишите – новую линию. Тысяч сто – двести долларов мы вполне можем на это потратить. И, мистер Кларринг, не забудьте внести в планы презентацию телевизора. Проведём её в Нью-Йорке.