Михаил Ланцов - Иван Васильевич. Профессия – царь! [litres]

Небольшой эффект, но его было вполне достаточно. Главное – создать позитивный информационный повод, формирующий нужный образ России в Европе. Именно по этой причине Иван Васильевич титуловался в этих «листках» исключительно Басилевсом и старался осветить события в нужном ему ключе. Крайне важный шаг, потому что практически три столетия о Руси мало кто что слышал дальше Польши, Литвы, Ливонии и Швеции с Данией. Да и там – очень ограниченно. А пускать это дело на самотек было никак нельзя. То есть он провел банальный пиар-ход…

Главной проблемой в предстоящей кампании было бы выступление Польши и Литвы на стороне татар. Однако Иван Васильевич подобное считал маловероятным из-за весьма щекотливой ситуации, в которой находилось руководство Польши и Литвы.

Была такая «замечательная» женщина – Бона Сфорца. Она числилась женой престарелого короля Польши и Великого князя Литовского Сигизмунда I Ягеллона. Это с одной стороны. А с другой – она являлась излишне заботливой мамой сына и соправителя своего супруга – Сигизмунда Августа. И эта женщина настолько увлеклась опекой над сыночком, что совершенно не желала терпеть возле него каких-либо других женщин. Ничего сильно странного. Вполне обычное психическое расстройство, при котором мать превращает своего сына в «психологического мужа». Встречается нечасто, но бывает. Однако «мальчику» от этого легче не становилось…

Так, например, когда Сигизмунд Август женился в первый раз на Елизавете Австрийской, она убедила мужа доверить сыну управление Великим княжеством Литовским. Дабы повзрослел и набрался опыта. А молодую жену сына уговорила оставить в Кракове, при себе, дабы она там под ногами не мешалась. Когда же Сигизмунд обжился в Вильно и стал требовать вернуть ему супругу, та умерла от «внезапного» отравления ядом.

Поняв, что с мамкой каши не сваришь, Сигизмунд Август тайно обвенчался с Барбарой Радзивилл и поселился с ней в Вильно. «Заботливая мама» этого не приняла и не поняла, начав коршуном виться над «бесстыжей шлюхой», пытаясь избавиться от нее всеми доступными способами. Даже коалицию шляхты для того начала сколачивать, ибо отравить ее никак не получалось. Дескать, сын женился, не посоветовавшись с уважаемыми людьми, а такого терпеть никак не можно.

Кто-то ее поддержал, стремясь приобрести выгоду из этого конфликта. Кто-то пришел в ярость из-за поведения «кровожадной клюшки». Кто-то выжидал. А старый Сигизмунд I безрезультатно пытался их помирить.

Польско-литовскому государству было не до войны. Литва и все союзники, которых смог стянуть к себе Сигизмунд и клан Радзивиллов, окопались на одной стороне баррикад – в Вильно. Бона Сфорца, враги Радзивиллов и заинтересованные лица засели в Кракове. Учитывая личные очень значительные финансовые возможности мамаши и скромные – сына, все пахло затяжной борьбой, если не войной.

В общем, ситуация была такова, что похода на Москву и быть не могло. Всем было не до того. Крупного, во всяком случае, похода. А мелкие вылазки были безопасны. Так что Иван Васильевич не переживал по поводу польско-литовского вопроса, всецело сосредоточившись на татарах. Благо, что свои люди с голубями у него были уже во всех крупных и значимых городах Крыма. А потому выход войска и его примерный состав было бы довольно сложно прозевать.

Польша и Литва были умиротворены «генитальными страстями». Но западный вопрос на этом не закрылся. Карл V Габсбург отправил Ивану своего юного племянника Фердинанда. Как Шмалькальденская война закончилась, так и отправил, сколотив ему свиту из пестрой своры молодых рыцарей со всей Европы, из числа тех, кто изъявил желание поучаствовать в Крестовом походе.

Зачем ему это было нужно? Все просто. Он нуждался в максимально объективной оценке боевых возможностей Москвы, дабы в дальнейшем учитывать ее в своих раскладах по противостоянию османам. Пока что она выглядела для него, как и для всех крупных игроков Европы, интригующей темной лошадкой.

А Иван что? Ему две сотни латных всадников на хороших конях не помешают. Настоящих рыцарей среди них было немного, все больше кирасиры. Но какая разница? Дареного коня к проктологу не водят. Берут как есть.

И если обстоятельства на Западе складывались достаточно благоприятно, то юг и восток бурлили в предвкушении борьбы. Реальная перспектива завоевания Казани привела к тому, что под османский окрик сплотились и Крымское, и Казанское, и Хаджи-Тарханское ханства, и даже Сибирь с Ногайской Ордой удалось привлечь.

Но тут сработала еще одна хитрость.

Иван заявил о Крестовом походе сильно загодя, но не говорил, когда он начнется. А степь не могла находиться в мобилизованном состоянии долго. Слишком много имелось противоречий при острой нехватке ресурсов. Впрочем, это не помешало по первой воде стянуть к Казани все хоть сколь-либо крупные лодки и суденышки со всей татарской Волги от самого Каспия. Вот на эту москитную орду утром 1 июня 1548 года и вышло три «дромона» [107].

Строго говоря, византийскими дромонами они не были, представляя собой импровизацию на тему больших колесных кораблей династии Сун [108], вышедших из практики пару веков назад. Но то в Китае. В Европе же о таких конструкциях и слышать не слышали.

Большая плоскодонная конструкция длиной сорок пять метров, шириной в десять, осадкой в полтора имела водоизмещение почти в пятьсот тонн. Две палубы. Легкая двускатная крыша, перекрывающая центральную часть корабля. Носовая и кормовая надстройки башенного типа. И сто восемьдесят «китайских хомячков» загружены внутрь, чтобы вращать огромное гребное колесо на корме, прикрытое легким деревянным кожухом.

Как? Ничего хитрого в том не было. Люди крутили примитивные педали-лопасти. Общая ось для каждой линии передавала крутящий момент на два толстых смоленых каната с заклиненными на них деревянными бобинами, выполнявшими роль узлов. А те, в свою очередь, крутили гребное колесо.

Ничего сложного. Простая и вполне банальная деревянная механика на уровне, доступном даже для Руси тех лет. Разве что подшипников трения из медных оковок да баббитовых упоров пока не знали, да концепция оказалась непривычной. Но должен же был Иван Васильевич хоть как-то двинуть прогресс в этом деле?

Подобный формат компоновки позволил отодвинуть гребцов в глубь корабля, освободив бортовые площади для боевых позиций. Мало того, консолидация и синхронизация усилий пятнадцати дюжин «педальеров» обеспечила этой речной громадине весьма приличный ход. Тем более что они не веслами махали, а педали крутили, помогая себе собственным весом. А это было куда как продуктивнее.

Высокие борта дромонов кардинально затрудняли абордаж. Не практиковались в те годы на Волге такие борта. Незачем. Поэтому и абордажных кошек практически не было. Кроме того, вдоль каждого борта стояло по пятнадцать восьмифунтовых и пятнадцать трехфунтовых пушек. Да еще по паре погонных и ретирадных орудий. Плюс стрелковые позиции в носовой и кормовой надстройках – там размещались стрелки с тяжелыми испанскими мушкетами.