Александр Михайловский - Творец государей [СИ]

Прошлый раз до Поднепровья эти тюркоты не дошли, ограничились грабежом долины Кубани и византийских колоний по побережью Черного и Азовского морей. Но раз на раз не приходится. Во-первых – тогда анты были разгромлены и до нитки ограблены аварами, так что брать с них было нечего, а во-вторых – сейчас все наоборот и вся степь полнится слухами о том, как невиданно обогатились анты под руководством князя-колдуна. И в то же время по степи идет слух, что сам князь-колдун вместе со всем своим войском куда-то задевался и бережет сейчас богатые антские земли малая дружина во главе со старым воеводой, который сам и на коня уже, наверное, не садится…

Ни за что не поверю, чтобы в ответ на такую замануху не приперлась бы из степи банда грабителей снимать долю и имать дань. Патронов у меня теперь неограниченно, так что такой дурью, как с аварами, я с тюркотами маяться не буду. Впрочем, прямо сейчас, то есть через год-два, ждать вторжения тюркотов не стоит. Если в степях ничего не изменилось, то, как говорит наш библиотекарь любезная Ольга Васильевна, тюркоты еще три года будут воевать с таким же рыхлым раннефеодальным государством эфталитов, и только потом у них окажутся развязаны руки для дальнейшей экспансии, которая может оказаться направленной против Ирана, а может и против нас. Но это еще надо будет посмотреть, три года срок длинный. Если пройдет слушок, что князь-колдун Серегин регулярно наезжает в свою столицу (а где он, там и войско), то и в степях тоже призадумаются, стоит ли ради пригоршни серебра ставить на кон последнюю голову. В принципе, этим вопросом стоит озадачить Нарзеса, пусть взвешивает плюсы и минусы и дает свое заключение, а уж мы с Велизарием исполним все по полной программе.

Ну вот опять, хотел же культурно отдохнуть на природе – и опять думаю о делах. Кстати, для тех же Велизария и Нарзеса последняя фраза – это настоящий оксюморон. Они просто не представляют себе, как можно культурно отдыхать на природе. На природе отдыхают варвары – германцы там, кельты или славяне. А культурные люди должны отдыхать, возлежа на ложах в пиршественных залах, или в театрах, или на стадионах, наблюдая за скачками квадриг. Хорошо хоть из перечня культурных развлечений убрали гладиаторские бои. Добрыня с Ратибором в этом отношении куда приятней. Пока Ув и Михаил (как самые младшие по возрасту) раскидывали по земле плат, на который выставили холодные закуски, Ратибор распаковывал привезенные с собой сосуды со столетними медами и греческими винами. Добрыня отъехал чуть в сторону на коне и через некоторое время вернулся, имея у седла связку из полудюжины упитанных степных зайцев. Тут этих вредителей садов, полей и огородов скачет просто видимо-невидимо, а Добрыня – знатный стрелок из лука. Шкурка у летнего зайца дерьмо, не годится ни на что, зато тушка мясистая и упитанная, ибо как раз сейчас для косых самое благоприятное время.

Прошло еще немного времени – и вот уже рядом с нами пылает костер из сушняка, который приволокли пригнанные герром Паулем селяне, а мы, ожидая пока будут готовы угли, в которых можно будет приготовить знаменитого зайца на вертеле и не менее знаменитую печеную картошку, пока потихоньку дегустируем еще более знаменитые столетние меды, которые «по усам текут, а в рот не попадают». Вслед за селянами, таскающими дрова, появляются селянки, у которых в руках глечики* с молоком, сметанкой и свежесбитым коровьим маслицем. С детства ненавижу брать что-нибудь на халяву или отнимать у слабых, поэтому оделяю каждую селянок несколькими медными византийскими монетами. Покупательской способности у них здесь никакой, но зато они прекрасно сгодятся на мониста.

Примечание авторов:* глечик – небольшой керамический кувшинчик с ручкой

– Обижаешь людей, князь, – наставительно гудит Ратибор, – от души они тебя угощают, а не ради злата-серебра.

– Так и я от души одариваю, – отвечаю я, – и не златом-серебром, а медью на мониста. Нельзя брать что-то и не давать ничего взамен. За то, что мы их защищаем, они уже дают нам с плодов полей своих и садов, с рыбных ловов и с прочего. Брать даром у них что-то сверх того – это грех.

Сперва пристыженный Ратибор, а потом и остальные, кряхтя, лезут в свои калиты, похожие на табачные кисеты, и извлекают оттуда мелкие медные монеты, которые – кому две, кому и три – вручают селянкам. А те цветут и пахнут. А то как же, князь, несмотря на то, что хозяин их жизни и смерти, и сам монетками на мониста одарил, и приближенных своих пристыдил. Поэтому отойдя чуть в сторону, они организуют музыкальное сопровождение в виде медленных и протяжных мелодий, которые они выводят чистыми и прозрачными голосами.

И вот, солнце почти опустилось за горизонт, над углями шкворчат истекающие сладким соком зайцы и аромат жареного на углях мяса смешивается с дымком и специфическим запашком печеной картошки. Хорошо вот так сидеть в чисто мужской компании, когда никто не пьян до безобразия, но и никто не трезв, когда всем хорошо, и никто не ищет пятый угол. Потихоньку потягивая медовуху, я объясняю Михаилу Скопину-Шуйскому родство антов и современных ему русских людей. Получается не так уж близко, но и не так уж далеко.

Встаем и уходим, собрав только полотняный плат, уже тогда, когда ночь полностью вступила в свои права и на западе угас последний отблеск зари. Ну вот и все, теперь я полностью отдохнувший, и заодно увидевший в мире Славян все, что было необходимо, проверивший работу моих совхозов и убедившийся, что люди в селах-совхозах живут более-менее сыто и счастливо, а также что продовольствие в полки моих лилиток поступит своевременно. Теперь можно и нужно возвращаться в мир Смуты и снова начинать заниматься текущими делами. А там еще много чего предстоит совершить, прежде чем мятущаяся прежде страна окончательно успокоится.

12 ноября 1605 года Р.Х., день сто пятьдесят третий, Утро. Москва, Кремль.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.

Успенский собор Кремля, главный собор России – сегодня в нем состоится венчание царевны Ксении Борисовны Годуновой и Князя-Кесаря (князя-правителя) Михаила Скопина-Шуйского, моего соправителя и наследника. Ну хоть вы меня убейте, не чувствую я себя русским царем. Нет чувства какой-то великой сопричастности, которая возникает, когда я вижу мое построенное к бою войско лилиток или когда я прибываю в Великую Артанию. В первом случае меня охватывает пьянящее возбуждение грядущей кавалерийской атаки, а во втором – то умиротворение и покой, которые я принес на несчастные и страдающие от ударов врагов земли антов. Анты отдались мне всей своей языческой душой, и я их тоже люблю, а если кто-то из соседей попытается причинить им зло, то я сотру такую вражину в порошок.