Александр Михайловский - Творец государей [СИ]

– Завещание поддельное, – убежденно сказал Петр, – значит, узурпация! Впрочем, мне уже объяснили, какую глупость я спорол, когда принял закон о праве монарха по своей воле назначать себе наследника… Сам принял, и сам же не оставил после себя никого, потому что на смертном одре мои же рука и язык меня же уже не слушались. Знаешь, как это страшно, когда твое же непослушное тело становится тюрьмой; и кричи не кричи оттуда безмолвным криком, все одно никто тебя не услышит?! Нет, больше так не будет – правило это непременно будет изменено.

– А все же, государь, – спросил Ягужинский, – если не секрет, кого ты хотел оставить на царствие вместо себя?

– Секрет! – отрезал Петр. – Те дела были, да прошли, не будем ворошить их прах, тем более что волю умирающего государя, если она не подкреплена чем-то более весомым, никто бы и не подумал выполнить. Мало завещать трон; надо, чтобы это завещание соответствовало либо древнему праву наследования от отца к старшему сыну, либо явно выраженному желанию всего войска, либо прямо высказанной божьей воле.

Немного помолчав, Петр добавил:

– Вообще-то Господь не очень часто вмешивается в наши людские дела, а если и вмешивается, то тогда ему никто не указ, даже предыдущий монарх, сколько бы завещаний тот ни написал. Одним словом, мин либер Пашка, в нашем мире о том, что в теле императора Петра Второго сидит его дед Петр Первый, он же Великий, должны знать только четыре человека. Это мои верные слуги и сподвижники: князь Иван Федорович Ромодановский, ты, начальник Тайной канцелярии Андрей Ушаков и искуснейший российский механикус Андрей Нартов. И усе. Пятый, кто бы он ни был, будет лишним. Для остальных во время тяжелой болезни императора Петра Второго посетил дух его небесного покровителя Святого Петра, который имел с ним длительную воспитательную беседу, после чего малолетний засранец наконец-то взялся за ум. Понятно, Пашка, или разъяснить еще раз?

Павел Ягужинский энергично кивнул, зная, что разъяснение «еще раз» может вылиться и в поколачивание палкой, как бывало не раз в прежние времена. Ему-то самому никогда не доставалось, а иным другим, не проявляющим понятливости, быть битыми приходилось многажды.

– Да, мин херц Питер, – сказал он, – я все понял и исполню все в точности, что бы ты мне ни приказал.

– И мин херц Питером меня тоже не называй, даже наедине, – озабоченно сказал император, – а то забудешься и брякнешь на людях – и все, конец тайне. И так подозрений будет куча с Воробьевы горы, потому что в этом теле я чувствую себя как ряженый шут на ассамблее. Тут привыкнуть надо. А сейчас идем к местному самовластному Артанскому князю, моему любезному брату Сергею Сергеевичу Серегину, чтобы обговорить, что и как мы будем делать дальше, чтобы так утвердить меня на мой же трон, чтобы ни одна тварь не заподозрила, что я – это я.

Полчаса спустя. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Серегин Сергей Сергеевич, Великий князь Артанский.

Из всего комитета, необходимого и достаточного для укрепления на престоле старого-нового императора, не хватало только бывшего главы Тайной канцелярии Андрея Ушакова. Хотя (поскольку бывших чекистов не бывает) этот эпитет можно и опустить. В нашей истории этот человек руководил политическим сыском при Петре Первом, Екатерине Первой, Анне Иоанновне и Елизавете Петровне. Всегда он был нужен и незаменим; и только во времена Петра Второго, когда страну рвали друг у друга временщики, его отстранили от дел и сослали сперва в Ревель, а потом и в Ярославль. Но и Ярославль находится не на Луне, поэтому господин Ушаков, благодаря многочисленным знакомствам, был хорошо осведомлен о том, что происходит в Петербурге, и особенно хорошо о том, что творится в Москве.

Поэтому Андрей Иванович ничуть не удивился, когда в его горницу, где он чаевничал в полном одиночестве, прямо из моего кабинета шагнули император Петр Второй, Иван Ромодановский и Павел Ягужинский. И то, что Петр Второй не совсем Второй, а на самом деле Первый, он просек после первой же минуты собеседования. Ну а как же иначе – ведь Андрей Ушаков знал старого императора с 1691 года (когда поступил на службу в лейб-гвардии Преображенский полк) и до самой его кончины*. Принял он этот факт переселения душ вполне спокойно и тут же начал перечислять людей, которые будут помехой началу нового самовластного царствования. Пришлось прервать Андрея Ивановича и сказать, что такие дела с кондачка да на ногах не решаются. Мол, это государю Императору Всероссийскому хорошо – тело у него молодое, совсем новое, и к тому же недавно подремонтированное, а остальные присутствующие – люди немолодые, каждый со своими болячками; а посему просим проследовать в наш конференц-зал для обсуждения животрепещущих вопросов в комфортной обстановке.

Примечание авторов: * В последние годы жизни Петра Великого начальник Тайной Канцелярии вел такие скользкие и конфиденциальные дела, как следствие о государственной измене царевича Алексея и расследование в отношении амурных дел брата бывшей фаворитки Петра Анны Монс, смазливого красавчика Виллима Монса, который подозревался в порочащей связи с императрицей Екатериной Первой (она же Марта Скавронская), при которой он состоял в должности камергера.

В итоге обоих высокопоставленных фигурантов казнили, а Андрей Ушаков обрел славу человека, вызывающего страх у окружающих, хотя он был не страшен, не угрюм и не кровожаден. Боялись не Ушакова, а системы, которой он руководил. Свои обязанности Андрей Иванович выполнял по всем правилам и соблюдая закон. Личных целей не преследовал, войн старался при дворе не вести, и лишь только их кончал. Андрей Иванович запомнился своей ловкостью, лояльностью, находил общий язык с разными людьми и умел добиваться своего, и в то же время его руководство Тайной канцелярией запомнилось исполнительностью, жестокостью и безжалостностью. Одним словом, господин Ушаков был человеком, вполне достойным встать в одном ряду с такими титанами государственной безопасности и подручными «тиранов», как Малюта Скуратов-Бельский, Федор Юрьевич Ромодановский, Феликс Дзержинский и Лаврентий Берия.

По мнению Андрея Ушакова, главная проблема, подлежащая обсуждению, заключалась в том, что четырнадцатилетний император Петр Второй формально является несовершеннолетним и что обязательно найдутся люди, которые потребуют установления над ним жесткой опеки. В ответ я для наглядности начал загибать пальцы, перечисляя, кто из «верховников», являющихся коллективными опекунами малолетнего императора, к настоящему моменту умер, а кто запуган нами до полусмерти. После моих слов Павел Ягужинский заметил, что вообще-то все вопросы могут решить лояльные молодому императору войска, которые заставили бы замолчать интриганов и временщиков. Но вся проблема заключается в том, что «старый» Петр Второй не снискал большой любви ни в гвардейских, ни в армейских полках, а посему данный вариант выглядит весьма сомнительно.