Александр Михайловский - Призрак Великой Смуты

– А это значит, Виктор Александрович, – ответил я, – что участникам такого соглашения необходим лишь повод для того, чтобы выбросить документ в мусорную корзину и начать свою игру, в которой интересы соперника никто не учитывает…

– И, – подхватил мою мысль штабс-капитан Луцкий, – наша задача – обеспечить обе стороны неопровержимыми доказательствами того, что соперник ведет грязную игру и его следует за это наказать.

– Именно так, господа, именно так! – воскликнул довольный генерал Яхонтов. – Необходимо обеспечить подобными «доказательствами» соответствующие ведомства Японии и САСШ, чтобы те ознакомили с ними правительства своих стран. К тому же особо ничего и выдумывать не надо. Данных о том, что Япония и Америка ведут свою игру, направленную друг против друга, – хоть отбавляй. Над только их интерпретировать соответствующим образом и сделать так, чтобы они попали в руки разведчикам этих стран. Или, если нужно, передать их в редакции самых уважаемых и крупных газет. Скорее всего, следует сделать и то, и другое.

Я усмехнулся. Генерал сейчас говорил о том, что в нашем времени называлось «информационным вбросом». Нет ничего нового под луной.

– Виктор Александрович, – спросил я, – не могли бы вы лично заняться этим делом в Америке? Вы отправитесь туда из Владивостока, мы обеспечим вас средствами связи и финансами. У вас ведь есть знакомые влиятельные журналисты в САСШ?

Яхонтов кивнул головой. Похоже, что у него на этот счет уже был разговор с генералом Потаповым.

– Алексей Николаевич, – я повернулся к штабс-капитану Луцкому, – а вас бы я попросил обеспечить соответствующей информацией ваших японских коллег. У вас ведь есть выходы на агентуру японского Генерального штаба?

– Есть, Николай Арсеньевич, как не быть, – улыбнулся Луцкой, блеснув стеклами очков, – и среди журналистов найдутся надежные люди. Было бы что им передать.

– Ну, насчет требуемой информации можете не беспокоиться, – сказал я. – Все будет доставлено по нужному адресу в нужный срок. Надо будет нам с вами наладить надежную связь. Впрочем, технические вопросы можно будет обсудить отдельно. А пока прошу вас откушать чайку с шанежками – их только сегодня утром испекла одна молодая и умелая повариха…

3 апреля 1918 года. Северное море и Ютландский полуостров. Операция «Учения на Везере»

31 марта с наступлением темноты корабли Флота Открытого моря Германской империи стали покидать свои базы, выстраиваясь в походные колонны. Грузные, мрачно дымящие громады линкоров и линейных крейсеров, стремительные серые тени легких крейсеров, дивизионы выкрашенных в черный и серый цвет эсминцев. И самое главное, ради чего затевалась вся операция – транспорты с десантным корпусом, предназначенным для захвата портов и военно-морских баз в Южной Норвегии: Бергена, Кристиании и Тронхейма. До Кристиании и Бергена им было нужно идти тридцать шесть часов, а до Тронхейма, операция по захвату которого запланирована на сутки позже, пятьдесят восемь часов экономичного двенадцатиузлового хода.

Одновременно далеко на севере, в русском Мурманске, с якорных стоянок снимались корабли эскадры Северного Ледовитого океана. На борту боевых и транспортных кораблей находилась Латышская стрелковая дивизия и два специальных батальона Красной гвардии, сформированных из балтийских моряков. Задачей этого соединения был захват и удержание города-порта Тромсё – единственного пункта на норвежском побережье, используя который в качестве опорной базы британцы могли бы попытаться захватить Мурманск. Это не паршивая якорная стоянка у островов Эллиот, на которую за четырнадцать лет до этого базировался флот адмирала Того во время осады Порт-Артура. Это какой-никакой, а порт с оборудованными кранами причалами, инфраструктурой, запасами топлива и много чем еще, что делало его перспективным для развертывания в полноценную военно-морскую базу.

И опасения нового русского правительства были не напрасны. Сведения о том, что Норвегия собирается нарушить нейтралитет, попали не только в Лондон, но и в Берлин с Петроградом, что вызвало там вполне понятную реакцию. Политика способна сделать союзниками бывших врагов. И потому предсовнаркома Сталин и император Вильгельм в этот раз приняли решение действовать согласованно.

Понятно, что это не полноценный военный союз, который был избыточен и для Советской России, не желающей снова принять участие в мировой бойне, и для Германской империи, которая не хотела, чтобы ее считали союзником первого в мире государства рабочих и крестьян – ведь в Германии тоже хватало желающих совершить нечто подобное. Но в случае с Норвегией и вообще во всем, что касалось отражения наскоков Антанты, русские и немецкие военные действовали так, будто формальный союз между ними уже заключен. Держалось это взаимодействие по большей части лишь на личных контактах гросс-адмирала Тирпица и русского адмирала Ларионова, а также на влиянии адмирала фон Хиппера, после «русского похода» ставшего русофилом.

Еще утром 31 марта самолеты-разведчики, поднявшиеся с палубы «Адмирала Кузнецова», обнаружили в Бергене, Кристиании и Тронхейме по одному британскому броненосному крейсеру типа «Дрейк», а в Тромсё два крейсера типа «Дрейк», с которых на норвежскую землю осуществлялась высадка передовых отрядов британской морской пехоты.

Совещание у британского премьера 30 марта в значительной степени стало лишь прикрытием, потому что передовые корабли, призванные обеспечить прием основной волны десанта, в тот момент находились уже на подходе к норвежским портам. Глава британского военного кабинета лорд Альфред Милнер действительно вознамерился провести норвежскую операцию любой ценой и, если это потребуется, поставить Парламент, премьера и короля перед свершившимся фактом.

Эти разведданные и послужили спусковым крючком для «Учений на Везере». В то время как основная часть британского и французского флотов все еще оставалась в своих базах, надо было успеть опередить противника и выбить его передовые части с захваченных плацдармов до подхода основных сил.

В полдень 1 апреля норвежское правительство официально заявило о прекращении состояния нейтралитета и о выступлении Норвегии на стороне Антанты. Но к тому времени германские эскадры уже вышли в море, а французские и британские лишь собирались покинуть Гавр, Розайт и Скапа-Флоу.

Поздним вечером 2 апреля пришла в движение 8-я германская армия, после вывода с бывшего Восточного фронта временно расположившаяся на отдых в Шлезвиге. Форсированным маршем она двинулась на север, к датской границе. По европейским мощеным шоссе стучали подковы копыт обозных лошадей, тарахтели литые колеса массивных, утыканных пулеметами германских броневиков «Бюссинг» и «Эрхардт», лязгали колесами на стыках движущиеся в сторону границы бронепоезда так называемого «русского проекта», то есть вооруженные морской артиллерией со списанных или недостроенных кораблей. Следом за бронепоездами, с их батальонами десанта, двигались эшелоны с пехотой и кавалерией. Дания – маленькая страна с небольшой армией, а германцы еще в четырнадцатом году получили большой опыт молниеносных наступательных операций.