Александр Михайловский - Смоленский нокдаун

Верховный недобро усмехнулся. Чем они будут сдерживать и останавливать? Штатное вооружение германской пехотной дивизии эквивалентно аналогичному штатному вооружению стрелковой дивизии РККА, при этом германские же моторизованные соединения по боевой мощи в разы уступают танковым и мотострелковым дивизиям потомков. Советские стрелковые дивизии, даже имеющие полный состав и развернутые на уставных оборонительных рубежах, нигде и никогда были не в состоянии отразить таранные удары Гудериана, Гота, Клейста или Гепнера. Таким образом, совершенно непонятно, каким боком фон Бок собирался останавливать наступление потомков, а если учесть, что только на переброску этих частей пешим порядком к пунктам сосредоточения уйдет от пяти дней до недели, то успеют сводные германские кампфгруппы только к шапочному разбору.

Вот, кстати, донесение службы радиоразведки потомков, перехвативших в течение сегодняшнего дня три радиограммы Верховного командования сухопутных войск (вермахта) за подписями Командующего генерала-фельдмаршала Вальтера фон Браухича и начальника штаба генерал-полковника Франца Гальдера, адресованные командующему группы армий «Центр» генералу-фельдмаршалу Федору фон Боку. В них эти достойные господа (в смысле, что они достойны хорошо намыленной веревки) требовали, чтобы вверенные фон Боку войска, под его личную ответственность, любой ценой сохранили существующие позиции на восточном фасе Смоленского выступа. Кроме того, от группы армий «Центр», которой «было дано все и даже больше того», требовалось во что бы то ни стало ликвидировать прорыв и восстановить положение на участке фронта под Гомелем. Последняя из этих трех радиограмм поступила уже после того, как потомки пленили этого фон Бока и, соответственно, ответа на нее фон Браухич и Гальдер так и не получили.

Очевидно, у германских генералов еще окончательно не угасла идея использовать Смоленский выступ в качестве трамплина для окончательного рывка на Москву. Кто-то во вражеском командовании — либо слишком плохо осведомленный, либо слишком оптимистически настроенный — продолжает верить в то, что все трудности, с которыми нынче сталкивается вермахт, это, безусловно, временное явление, и стоит устранить некоторые проблемы, как наступление на восток продолжится с прежней резвостью и в прежнем объеме. Блажен, как говорят, тот, кто верует — например, в то, что Гейдриху удастся договориться с потомками о перемирии, или в то, что портал, соединяющий два мира, внезапно закроется.

Напротив, потомки сообщают, что пропускная способность этого природного образования непрерывно растет, и поэтому, кроме непосредственной поддержки боевых действий, они предлагают вступить в пока еще ограниченные торговые отношения. Машины и оборудование в обмен на золото, по весьма привлекательным ценам. Нарком внешней торговли Анастас Микоян сугубо «за». Правда, решать вопросы торговли будет не этот политический перевертыш, благодетельствующий при любом хозяине, а специальная партийно-правительственная комиссия, ибо вопрос в связи с ограниченным объемом поставок и их чрезвычайной важностью крайне серьезен. Но решаться он будет только после того, как завершится смоленская битва и на фронте наступит оперативная пауза. А пока предпочтение отдается исключительно поставкам военного снаряжения, вооружения и боеприпасов — например, все тех же единых пулеметов Калашникова и ручных реактивных гранатометов.

Что касается возможных итогов Смоленского сражения для СССР, то линия фронта, стабилизированная по рубежу Днепра и Западной Двины, является наименьшим злом, позволяющим сохранить в неприкосновенности значительную часть промышленного и сельскохозяйственного потенциала. А вот для немцев, растерявших в боях с механизированными частями потомков ударные танковые группы, линия фронта, стабилизировавшаяся по естественному рубежу — синоним грядущей затяжной позиционной войны, а следовательно, неизбежного поражения. Что же, так даже лучше! Чем позднее Верховное командование Вермахта опомнится и потребует любой ценой спасать войска (которых в смоленском выступе у них почти два миллиона солдат и офицеров), а не сохранять существующие позиции, превратившиеся в ловушку, тем выше будут вражеские потери в живой силе и сокрушительнее итоговое поражение гитлеровских войск. А он, Сталин, как верховный главнокомандующий, должен наблюдать за ходом сражения со всем тщанием; но пока товарищи Жуков, Матвеев и подчиненные им командармы справляются со своей работой, ему не следует никоим образом вмешиваться в ход боевых действий. Когда работают профессионалы, постороннее вмешательство способно только все испортить.

6 сентября 1941 года. 08:45. Брянская область, райцентр Сураж.

Патриотическая журналистка Марина Андреевна Максимова, внештатный корреспондент «Красной Звезды».

Вчера я долго не могла заснуть. Все прокручивала в голове момент, когда Коля признался мне в любви. Я ворочалась, томно вздыхала, переворачивала подушку и улыбалась во тьме. Я ощущала себя влюбленной школьницей! Чувства мои были так свежи и ошеломляющи, что мне казалось, будто это со мной впервые. Счастье накатывало на меня подобно волнам прибоя; накроет с головой, так что сердце замирает и невозможно дышать — и откатится; и снова стучит пульс с бешеной скоростью, и кровь горячим потоком бежим по венам…

Вчера Коля первый поцеловал меня. Я просто улетела в небеса от мягкости его губ — уверенных, но деликатных, от его крепких сильных рук, что обхватили меня за талию… От него так приятно пахло; кожа его оказалась приятной на ощупь, когда я в порыве нежности провела рукой по его шее. Этот поцелуй сказал мне многое. Мои сомнения в том, подойдет ли мне этот человек в интимном плане, растаяли как дым. «Мой! — радостно воскликнула моя суть, — во всех смыслах — мой!»

И именно потому, что он оказался тем, что надо, я не пожелала спугивать то трепетное, что зародилось между нами. Ответив на его поцелуй со всей нежностью и страстью, я выскользнула из его объятий и, сказав: «До свиданья, Коля, у меня есть дела, увидимся позже…», упорхнула к себе, оставив его в счастливом замешательстве.

В тот вечер нам больше увидеться не пришлось — оба мы были заняты делами. Да и, честно сказать, я и не стремилась с ним увидеться, хотя и очень этого хотела — мне требовалось сполна прочувствовать то, что сейчас зарождалось в моей душе.

И вот сегодня, проснувшись утром, я не торопилась вставать, вновь предаваясь сладким мыслям. Эротизм в них, конечно, присутствовал, но главным ощущением была любовь… И это было очень непривычное ощущение. Мне казалось, что я стала другой, и что я продолжаю стремительно меняться…