Илья Лагутенко - Владивосток-3000

С Ольгой он познакомился не случайно, хотя она об этом не знала. Ее отец — крупный ученый в Тихоокеанской академии наук — занимался как раз морской биологией и считался знатоком марикультурных технологических нюансов. Максимов рассчитывал, используя свои профессиональные навыки обаяния, «подкатить» через Ольгу к ее отцу-профессору. Но профессор, похоже, не очень-то посвящал дочь в свои секреты. Работала она в какой-то туристической, что ли, фирме и от гребешков с трепангами была далека. Главное же — по части обаяния она могла легко дать фору Максимову, хотя и не обучалась, как он, в спецшколе особым приемам воздействия на человеческую психику. Он почувствовал это с самого начала и с удивлением понял, что влюбляется, хотя уже давно не позволял своим эмоциям выходить из-под контроля. Вот и сейчас он безумно хотел снова встретиться с Ольгой — хрупкой, стройной, темноволосой и темноглазой, чем-то неуловимо напоминавшей японку, хотя никакой японской крови в ней быть вроде бы не должно было. Он боялся признаваться себе, что хочет ее видеть просто так, а не из профессиональных целей. Причем боялся он не самой Ольги, не возможного романа и не предполагающихся осложнений, а только своей увеличивающейся зависимости от этой молодой женщины. В то же время потерять ее Максимов боялся еще больше.

«Горы здесь называют сопками, — пишет Максимов в своем очередном донесении, стуча по клавишам лэптопа. — Таких словечек в тихоокеанском диалекте русского языка хватает. Например, „очкурами“ зовутся разного рода задворки и черные ходы, БАМом — не Байкало-Амурская магистраль, а один из районов Владивостока, причем никто не знает почему. „Медведками“ называют существ вроде креветок, только крупнее и в жестких костяных панцирях. Вкусная штука, кстати».

Эти словечки поразили его во вторую очередь после прибытия во Владивосток. В первую он был удивлен левосторонним движением — он, конечно, знал об этой особенности республики, но в первые дни никак не мог привыкнуть к тому, что при переходе дороги следует сначала смотреть направо и только потом — налево. «Введение левостороннего движения на автодорогах республики после отделения от России было скорее ритуальным шагом, нежели какой-то практически оправданной мерой, — сообщал он в Москву в одном из первых своих донесений. — Правый руль здесь считается категорией политической и культурной, на одной из городских площадей даже установлен памятник Правому Рулю, называемому тихоокеанцами символом свободы. В то же время левый руль здесь не запрещен и даже считается у некоторых чудаков особым шиком, как и в Японии. Интересная деталь, кстати: при нумерации домов здесь выпадает цифра 4. Вроде бы потому, что она считается на востоке недобрым предзнаменованием, как у суеверных европейцев — 13. Соответствующий иероглиф, если я правильно понял, обозначает „смерть“… На улицах очень много людей в форме. Сначала я решил, что здесь такая мода или же наши сведения о численности военно-морского флота республики сильно приуменьшены, но, как выяснилось, все объясняется проще. В форму наподобие военно-морской, но с некоторыми ведомственными различиями здесь одето каждое должностное лицо…».

Инопланетный Гость прерывается. Наливает кипятка в чашку, заваривает какого-то зеленого китайского чая, который купил накануне у старика в китайском квартале за десять «тихоокеанок» — местных денежных единиц, именуемых также «крабами» из-за изображения республиканского герба. «Очень вкусно, корефана!» — уверял тот. Пробует. Черт его разберет, этот зеленый… К нему надо привыкнуть. Берет из коробки с надписью «Птичье молоко» конфету. Продолжает сочинение отчета: «Из-за легендирования в качестве бизнесмена, занятого вопросами марикультуры, я в первую очередь познакомился с предприятиями соответствующего профиля — „ПриМорская капуста“, „Гребешок Пасифик“ и другими. Вместе с тем какого-то явного интереса со стороны местных предпринимателей на предмет налаживания поставок их продукции в Москву или продажи ноу-хау я почему-то не вижу. Предложения о выгодных „откатах“ их тоже не возбудили. Вообще, с коррупцией здесь как-то подозрительно: взяток никто не берет и не предлагает. Не совсем представляю, как такое возможно, — не исключено, что мне просто незнакомы некие местные неписаные коррупционные правила. Но, с другой стороны, эталоном тотальной коррумпированности в свое время, как мы знаем, считалась Грузия, а потом оказалось, что даже в Грузии эту напасть можно побороть очень быстро, было бы только желание. Опять же — хрестоматийный пример Сингапура и курс Ли Кван Ю…».

Максимов снова выходит на балкон и закуривает. Кто изобрел для него такую легенду, при чем тут вообще марикультура? Этих тихоокеанцев не поймешь: на словах все готовы сотрудничать, но когда доходит до реального дела… «Мы подумаем», «мы позвоним» — Максимов уже знает, что у японцев эти вежливые формулировки означают категорический отказ, так же как вопрос «Не желаете ли еще риса?» подразумевает, что надоевшему гостю пора убираться восвояси. Может, они переняли у японцев этот долбаный восточный этикет? Но почему они, черт побери, не хотят торговать своим гребешком в Москве и Питере — насколько там больше рынок сбыта! — ругается про себя Максимов. Ему уже предложили наладить поставки в Москву «доширака» — местной чудо-лапши якобы с антиканцерогенным эффектом, и даже «химки» — легкого наркотика, приготовляемого из местной конопли. А вот с гребешком… Ну и придумали бы ему другую легенду — про лес там или хоть рыбу. Минтай какой-нибудь или камбалу.

Максимов даже начинает подозревать какой-то подвох. Возможно, гребешок — это вовсе не тот обычный моллюск, каким он кажется. Возможно… Впрочем, его подозрения пока не имеют никаких сколько-нибудь внятных очертаний, поэтому в своих донесениях в Москву он о них ничего не говорит. Тем более что Москву вся эта марикультура на самом-то деле не очень-то интересует. Максимов продолжает собирать сведения об экономике, армии, повседневных привычках тихоокеанцев… Но сильнее всего разведчика интересует один-единственный тихоокеанец. Вернее, тихоокеанка.

Каплей рассказывает Владу о жизни во Владивостоке-3000 — проводит ликбез. Они снова едут на зеленом Land Cruiser, у Каплея продолжается рабочая смена. Джип проезжает перевал в районе Трудовой, слева внизу остался забор воинской части — учебного отряда подводного плавания. Каплей направляет машину в сторону Школьной и дальше, налево, в направлении площади Луговой.

— Ёптить, почему ты едешь по встречке? — наконец осеняет Пришельца. — Гаишников не боишься? Ксива, да?

— Ничего страшного. Нормально еду, какая еще «ксива». У нас же зазеркалье, я тебе говорил. Во Владивостоке давно левостороннее движение, не знал разве? А гаишников мы разогнали. Упразднили как класс.