Андрей Дай - Поводырь: Поводырь. Орден для поводыря. Столица для поводыря. Без поводыря (сборник) [litres]

Александр Осипович выглядел устало. И как-то – нездорово. Яркий румянец на бледном лице, оплывшие, свесившиеся, как у дога щеки, какой-то лихорадочный блеск глаз. Герочка, представлявшийся наместнику на пути в Томск, помнил его совсем другим.

– Довольно, – выдохнул он наконец. – Остальное потом. Оставьте нас.

И вдруг резко, куда быстрее, чем я от него ожидал, выскочил из кресла и в один миг оказался передо мной.

– Что это такое, милостивый государь?! – потрясая зажатой в кулаке бумагой, зашипел он мне в лицо. – Что это такое, я вас спрашиваю?!

Такие вопросы никогда не требовали ответов, поэтому я и промолчал, ожидая продолжения.

– Я понимаю, вы путешествуете! Инспектируете вверенную вашему попечению губернию. Но что?! Нельзя было оставить в Томске кого-то толкового? Мне это нужно? Зачем же, чтоб Панов моим же любимцем мне пенял? Вы ведь знаете, как я к вам отношусь?

– Подозреваю, так же, как и я к вам, ваше высокопревосходительство, – бодро отрапортовал я.

– Вот именно что! Вот именно! И посмотрите, милостивый государь, что мне отписал генерал Панов! Дескать, разврат и грабежи в губернии. Молодой-то начальник по киргизам ездит, а в Томске людишки опасаются из-за заборов лишний раз выйти! Да барон еще… сказался больным, а сам прошение мне прислал о переводе в Самарскую губернию…

– Что ж он так, – огорчился я. Не самое подходящее время было для поисков нового томского полицмейстера. – Ваше превосходительство.

– Вот-вот. Огорчил старика… Так что скажете? Генерал-то и в Санкт-Петербург отпишет, рука не дрогнет. Нужно бы его упредить как-то… Да бросьте вы это. Присядьте вот здесь, Герман Густавович. Вот так, чтоб мне вас лучше видеть…

– Пусть пишет, Александр Осипович.

– Ну-ка-ну-ка. И что?

– Я, Александр Осипович, на ваше имя прошение составил, о разрешении строительства новой пересыльной тюрьмы. Из бюджета экспедиции о ссыльных. Проект готов, потребные материалы заготовлены, и артель мастеровых призвана. Вашего только дозволения ждем. А злодеев с улиц я казакам приказал имать и в замок садить. Коли это из ссыльных кто, так – быстрый суд и каторга. С оказией первый этап в Нерчинск…

– Тюрьму строй, – тряхнул щеками наместник и поморщился. – А Нерчинск… Не примут они у нас лишних людей. Тех, что есть, не ведают, как применить. Погоди пока с отправкой…

– Так это же хорошо, – искренне обрадовался я. – Я могу и у себя каторжные работы организовать. Дел много…

– Да уж знаю я ваши дела, – отшатнулся генерал-губернатор. – Что это за история с полячкой? Нешто из приличных девок себе… не мог выбрать? Бросьте вы это… Такие люди, эти ссыльные поляки… знаете ли… ненадежные. А впрочем, и вы у нас, господин таков… Неспокойный. Все-то у вас не слава богу. Крепость на Чуе поставил – хвалю. И зона эта твоя… свободная… тоже кстати пришлась. Мастеровых от мора спас – молодец. А тут поляки! Горные-то начальники их гонят, а ты принимаешь. Девка эта, опять же…

– Александр Осипович. При штурме крепости солдаты из Польши родом насмерть стояли, но флаг русский на бастионе не спустили!

– Да знаю уже, – отмахнулся Дюгамель. – Андрей Густавович докладывал. Есть чем Панову нос утереть… Ну да ладно. Вы еще молоды и многое вам покаместь счислить можно. Однако же запомните, Герман Густавович, писать про нас станут не за то, что мы доброго сделаем, а за то, где оступились. Сие понятно ли?

– Так точно, ваше превосходительство.

– Вот то-то же. А пока наука сия боком не вышла, стану я вам помогать… Давно в Томске начальника не было, которого горные убить готовы. Уже за одно это… И полицмейстера вам присмотрел. Вам, мыслю, ко двору придется. Тоже этакий, – генерал-губернатор тряхнул расслабленной рукой, – неуемный. Где бы ни служил, все правду ищет. Ныне в Кузнецке, исправником при суде служит. Коллежский асессор Стоцкий. Не слыхали? Фелициан Игнатьевич… Наведите справки. Вы, я знаю, с жандармами на короткой ноге…

Я улыбнулся.

– И вот еще что, – Дюгамель сделал вид, будто не заметил моей улыбочки. – Есть у меня дельный господин. Из казаков. В столичном университете обучался. С Географическим обществом дружит. Нынче в экспедицию со Струве ездил. В Генштабе им довольны… Потанин, Григорий Николаевич. Он у меня в поручиках пока. С инородческих языков переводит. Я его к вам в Томск отправлю. Коли Чуйскую степь горные прохиндеи под гражданскую власть отдадут, такой человек пригодится…

– Я слышал о Потанине, Александр Осипович, – кивнул я. – Идеи у него… странные.

– Вы это про университет в Тобольске, что ли? Так блажь это. Пустые фантазии. Кто же этакие деньжищи в дикость и тьму пошлет?

– Для престижа было бы не плохо.

– Может и так. Это не нам судить… Пока с лиходеями томскими разберитесь. Я вот приказ приготовил. Покаместь… Временно… Назначаю вас, Герман Густавович, командиром Одиннадцатого Томского батальона и шефом Двенадцатого казачьего полка.

– Благодарю.

– Ну да, ну да… – и тут же, совершенно неожиданно, гаркнул во всю силу командирского голоса:

– Эй, Прошка! Неси там… Ну ты знаешь…

Через минуту генерал-лейтенант положил мне на колени сверток, в котором я с удивлением нашел маленькую парадную шпагу с уже вделанным в навершие рукояти маленьким крестиком «клюквы» – знаком ордена Святой Анны четвертой степени – и ярко-алым, с тонкими желтыми полосками по краям, орденским темляком.

– О! – выдохнул я.

– Носите. Завтра вот на бал оденьте непременно. Рескрипт подписан. Остальное – тоже завтра получите. Идите сейчас. Что-то мне нехорошо…

Так и вышел, со шпагой в руках. Чудно было. Всегда казалось, что орден должен висеть на пузе, а не на золоченой рукояти парадного подобия оружия. Впрочем, Гера прав. Главное начать. Подавляющее большинство чиновников за всю жизнь так и не удостаиваются хоть каких-нибудь наград. Так что, можно сказать, мне еще повезло. Генерал-губернатор решил взять меня, так сказать, под крыло и усиленно подлизывался с помощью таких вот… наград. А я разве против? Пока нам с Дюгамелем по пути…

Жаль, конечно, что он мне своих людей подпихивал. Но, с другой стороны, как бы я сам полицмейстера искал?

Кстати, этот Стоцкий интереснейшим типом оказался. Варежка и так о нем слышал, но не поленился еще уточнить. Родился наш Фелициан Игнатьевич в Польше в 1816 году. Стоцкие – старый и довольно известный шляхецкий род. Наверняка и Дюгамель об этом знал – все-то его на титулованных особ тянет. Один – барон, второй из магнатов…

Служить будущий томский полицмейстер начал в 1834 году в Подольском губернском правлении. За год до рождения моего Герочки! А уже в следующем, тридцать пятом, попросил о переводе в Иркутскую губернию. В апреле 1845 года сдал жандармам целую группу своих так сказать, коллег, обвинил киренского городничего и еще нескольких полицейских в растрате казенных средств.