Илья Куликов - Спецназ боярина Коловрата

Филька быстро прикинул, что если конница могла идти только по большой тропе, то он может и сократить. Все местные леса он знал как свои пять пальцев, поэтому смело полез в дебри. Только бы успеть. Только бы предупредить о ловушке. Кто знает, может, Евпатий на привал остановится или где еще задержится. Пусть даже у меня всего малюсенькая возможность успеть, но я должен.

Демид Твердиславович привел дружину боярина Евпатия в условленное место. Когда ближник покойного великого князя рязанского ехал в окружении дружинников, то был уважен и почитаем. Сердце Демида рвалось на части, и ему хотелось закричать: «Там ловушка, там смерть. Я знаю!» Но перед глазами вновь и вновь появлялась его дочь Мария, вернее, ее тело, которое уже не жило, а только мучилось. Демид с досадой сжимал кулаки. Не может он ничего сказать. Ему только свою шкуру спасти надо. Демид уже продумал, как это сделать. Самый простой способ – притвориться мертвым. В гуще боя на него никто внимания не обратит.

– Все, боярин, приехали. Поганые вон там полон держат. Ударим по ним с ходу, чтобы не увели его, – проговорил Демид Твердиславович, указывая на дымок, идущий от костров.

Евпатий Львович всмотрелся. Да, у костров греются, ведут себя словно хозяева. Ну что ж, сегодня, видно, надо постараться сохранить свою жизнь, чтобы спасти Василису, а после уж и умереть не стыдно. Прав Демид Твердиславович, он воевода и сам отменный, полки водил и знает, что делать. Надо и впрямь нападать на врагов с ходу.

– Рязанцы! Братья! – обратился боярин Евпатий Коловрат к воинам. – Там вон поганые людей наших в неволю гонят. Терзают их и, словно нелюди, упиваются их страданиями! Могучим ударом мы сметем их отряд, что охраняет полонян.

– Да поможет нам Бог! С нами Господь! – слышались ответы воинов.

Боярин Евпатий Львович снял шапку, спрыгнул с коня и вонзил в мерзлую землю меч. Его он подобрал из рук одного павшего воина. Добротный меч хорошо служил воеводе, сражая ворогов.

Воины тоже снимали шапки и спешивались. Молились недолго, всего минуту. Кто просил даровать им победу, кто о легкой смерти, но все молились о том, чтобы среди полонян оказались родные.

Демид Твердиславович не молился, а просто стоял с непокрытой головой. О чем мне молиться, думал предатель. О том, чтобы я выжил? Или о том, чтобы мы победили? Или о том, чтобы я поскорее умер и попал в ад? Только в аду и найдется для меня место!

Боярин Евпатий вскочил на коня и поскакал вперед, а за ним последовали все его люди. Монголы словно ждали людей боярина и тут же пустили своих коней прямо на них. Сшибшиеся с ними витязи нещадно разили монгольских всадников.

– Монголы, видимо, предполагали, что мы будем пытаться отбить полон, – закричал Евпатий, – ну так, мужественные воины Рязани, покажем, на что мы способны ради наших любимых!

В небе раздался свист, и с самих небес полетел огромный камень, которые обрушивают на крепостные стены.

Боярин Евпатий Львович поднял глаза вверх и увидел десятки летящих камней. Зажатые со всех сторон монгольскими всадниками, его люди оказались под ударом стенобитных орудий.

– Боярин, – услышал Евпатий Львович крик воеводы Никодима Васильевича, – надо прорываться, это ловушка!

Боярин Евпатий Львович еще раз взглянул в небо и спустя секунду увидел, как эти камни уже забирали жизни у его людей.

– Никодим, давай веди людей на прорыв, а я постараюсь сдержать врагов!

Монголы вместо того, чтобы отпрянуть, надавили еще сильнее. Хан Батый, находясь вдали от боя, наблюдал за его течением. Он рассчитал все до последней мелочи. Русские воины, как он и предполагал, пошли на прорыв, и монголы, как он и приказывал, немного попятились, давая русским разделиться, а после взяли в кольцо две русские рати и стали планомерно уничтожать. С неба летели камни и горшки с горящим маслом, которые, разбиваясь, уничтожали воинов десятками.

Гибли и русские, и монгольские воины, но бой не останавливался. Боярин Евпатий с оставшимися людьми понял, что и в этот раз он оказался в ловушке. Разделившись, русские стали нести еще больше потерь.

– Сложите оружие, тогда вам будет дарована жизнь! – услышали русские воины слова монголов.

– Нет! Смерть нам милее! – ответил Евпатий и вновь бросился в бой. Ну, видно, в этот раз, единственный раз, когда он хотел выжить, ему и предстоит пасть. Евпатий даже представить не мог, что на самом деле Демид предал их и на самом деле нет никакого там полона и не видел он там никакой Василисы.

Коловрат взял меч в две руки и, спешившись, отчаянно прорубал себе дорогу. Вместе с ним бились несколько десятков отважных воинов, которые, презрев смерть, не умерли, а продолжили бой.

Боярин Евпатий не знал, что против его тысячи воинов хан Батый выставил шестьдесят камнеметательных машин и сорок тысяч всадников. Не знал он, что на самом деле нет у него ни единой возможности выжить. Впрочем, он ее и не искал.

– Лишь умереть! – прокричал Коловрат.

– Лишь умереть! – эхом отозвались выжившие смельчаки и шаг за шагом продолжили прорубать себе дорогу. Дорогу не в сторону спасения, а в глубь вражеского воинства. Туда, где должен был находиться полон.

Разбивающиеся рядом масляные горшки обжигали и монголов, и русских, камни разбивали и дробили кости, но, несмотря на все это, люди Евпатия прорубали дорогу вперед.

Летели часы, поле покрывалось сотнями трупов, сожженных, изрубленных, раздробленных камнями. Ломались мечи, и пали все кони у людей Евпатия, но их воля не дрогнула. И вот монголы разъехались, а тринадцать ратников остались посреди поля, усеянного трупами.

– Братья, – проговорил Евпатий Львович Коловрат, – мы живы, но мы умерли. Мы проиграли битву, но мы победители.

Боярин Евпатий посмотрел в небо, откуда продолжали лететь камни, град стрел и горящее масло. Вот и наступает мой последний час.

Казалось, все на секунду остановилось и время потекло так медленно, что боярин Евпатий смог задуматься о своей жизни. И тотчас же он оказался сначала в битве на Калке и с улыбкой вспомнил, как думал, что смерть уже пришла за ним. Затем вспомнил, как досадовал, что на него навесили опеку над маленькой княжной Евпраксиньей.

Хорошее было время, а я и не знал об этом, с грустью подумал боярин Евпатий. Внезапно перед глазами появилась картина из самого раннего детства. Он с отцом и одним из братьев вот примерно в такое же время года, что и сейчас, ехал в лес заготавливать дрова. Они с братом так смеялись, а отец, понукая лошадку, их старенькую лошадку, на которой они и пахали, и лес возили, и ездить учились, сидел важный, словно боярин.

Вспомнил Евпатий Львович и жаркие ссоры с Василисой Николаевной, и то, как на пирах сиживал. Дурное вспоминать боярин не стал. Много было дурного, а оставшиеся несколько мгновений жизни на это он тратить не хотел.