Computers - Как один день - 2. Я – Уоми

- Да, конечно, я просто дура! Прости меня, милый.

- Это я о тебе должен беспокоиться, а не ты обо мне. Но, даже если ты умрешь, хотя это никак не может случиться, то вспомни, я могу вернуться назад во времени, я непременно вернусь и спасу тебя! Как Сойгу. Как Суэго. Как уже собирался сделать, когда ты умирала с копьем в плече. Я тогда подумал: если ты умрешь, я вернусь назад во времени на полчаса, украду тебя из этого мира, и мы отправимся в другой. Какой-нибудь, не важно, какой. Я только боялся, что ты станешь тогда скучать по своим…

- Как хорошо, любимый, что ты мне все это рассказал! Теперь я уже ничего не буду бояться! Прости меня, я такая глупая… Напридумывала неизвестно что, и тебя расстроила. – Кунья смахнула с глаз слезинки, улыбнулась и обняла меня.

* * *

Некоторое время мы молчали, я был под впечатлением рассказа Куньи, так живо и образно, и в то же время очень кратко, она поведала о трагической судьбе девушки по имени Гарта, и юноши по имени Бет.

- Тебе нужно книги писать, Кунья! - полушутливо, полусерьезно сказал я.

- Что ты, милый! – отмахнулась Кунья. – Какой из меня писатель! Я двух слов не свяжу.

- Неправда! Ты сейчас так здорово рассказала – я как будто своими глазами все видел… Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте…

- А кто это?

И я пересказал ей вкратце бессмертное произведение Шекспира. Кунья сидела, затаив дыхание, прижав руки к груди, и смотрела на меня, даже не моргая. А потом обняла меня и тихонько заплакала.

- Прости, Уоми, но это такая печальная повесть… Жалко, что она мне не попалась и я ее не прочитала. Прости, я просто слишком впечатлительная, все принимаю близко к сердцу. Я больше не буду!

- Катюша, чудесный ты мой человечек! У тебя замечательное сердце! Ты только не меняйся, очень тебя прошу, оставайся всегда такой же!

- Ты не сердишься?

- За что?

- За эти дурацкие слезы…

- Они вовсе не дурацкие! Умение жалеть других, разделить чужую боль – самое драгоценное, что есть у человека.

- Правда? Ну, тогда ладно… - настроение у нее, как всегда, резко изменилось, она не умела долго печалиться. – Давай, однако, я буду рыбу готовить, а то мы так и не пообедаем. Скоро Ная придет с дровами, и Гарру с охоты вернется, а у нас ничего не готово…

Пока Кунья занималась рыбой, она меня расспрашивала в подробностях о трагедии Шекспира – что такое венчание, кто такой князь, что за оружие – шпага, и обо всем прочем.

* * *

Когда вернулась Ная, Кунья, волнуясь, стала пересказывать ей «Ромео и Джульетту», а я сидел рядом, слушал ее образную речь и наслаждался ее голосом. Конечно, в ее пересказе города стали поселками, сын князя Парис – сыном старейшины… И вдруг, в конце, она изменила сюжет – когда Джульетта умерла, упав рядом с Ромео, и собрались родственники, и помирились над их телами, оказалось, что влюбленные остались живы, они не умерли, а только лежали без чувств, это обнаружил Лоренцо, осмотрев их тела. Их вылечили, причем Джульетта поправилась раньше, и она сидела у постели Ромео, и держала его за руку, и он тоже быстро выздоровел. И они поженились. И у них было много детей. Кунья опять продемонстрировала феноменальную память: она запомнила все имена – Монтекки и Капулетти, Лоренцо, Париса, Тибальта, Меркуцио и всех прочих, кого я упоминал.

Услышав такой конец, я буквально обалдел. Я смотрел на Кунью широко раскрытыми глазами – ловко же она переделала Шекспира! А Ная, из глаз которой уже полились было слезы, радостно засмеялась.

Мы снова напекли картошки – я сказал, что для посадки раздобуду еще мешок, а этот будем есть. Пришел Гарру, принес большой кусок оленины – свою долю в добыче, и мы все дружно уселись у очага есть рыбу с печеной картошкой. За едой Гарру рассказал, что одному охотнику раненый олень ткнул рогами в бок, распоров кожу. Он жив, и не так уж серьезно ранен, домой дошел сам, но было бы хорошо, если бы я сходил и подлечил его.

Я тотчас стал одеваться, а Кунья, выйдя вслед за мной из хижины, обняла и сказала:

- Милый! Я подумала… Хорошо бы всем нашим, если можно, даже женщинам и детям, дать такие таблетки, как ты дал мне! Тогда никто не умрет на охоте, правда? И болеть никто не будет. И суаминты никого не смогут убить…

- Умница, как я сам об этом не подумал? Так и сделаем, только надо будет собрать всех вместе, на площади, чтобы никого не забыть. Сегодня же скажу Азе! – я поцеловал ее, и засмеялся: - А как ты ловко спасла Ромео и Джульетту, это надо же! А говорила, двух слов не свяжешь. Тебе непременно надо писать книги!

Кунья улыбнулась:

- Ну, что ты, милый! Я просто подумала, что получилось ужасно несправедливо, и немножко переделала конец…

Тут я обратил внимание на то, что она стоит на снегу босиком:

- Что это ты, Катюша, зимой босиком ходишь?

- Да ты же сам сказал, что мне можно даже спать голой в снегу, - снова улыбнулась Кунья. – Вот я и решила попробовать… И, знаешь, сначала было холодно, а сейчас ноги согрелись, и даже пальцы не мерзнут! – она пошевелила пальцами на ногах. – Ладно, ты иди, не задерживайся, а то там раненый, - и убежала в дом.

* * *

Придя в хижину, где лежал раненый Гурда, молодой парень, я велел ему раздеться, и приступил к лечению. У него были сильно разорваны кожа и мышцы на боку, и сломаны два ребра. Уже через пять минут он был здоров, и горячо благодарил меня. Я попрощался и сразу пошел к Азе. Я нашел его в хижине Даммы, они сидели на нарах рядом и о чем-то тихонько разговаривали, но когда я вошел, замолчали. Аза поднялся мне навстречу:

- Что-то случилось, Уоми?

- Ничего особенного, дедушка Аза! Просто надо поговорить.

- Говори, сынок. И перестань уже, наконец, называть меня дедушкой. Я, с тех пор, как ты меня исцелил, чувствую себя молодым! – и он засмеялся.

Я изложил ему принцип действия таблеток, которые собирался дать всем людям в поселке – от чего они могут защитить, и зачем это нужно, не забыв прибавить, что такова воля Дабу.

Аза задумался, почесывая бороду.

- А ничего вредного от этого не случится? Даже с детьми?

- Если бы я не был уверен, то не предлагал бы! Кунья давно уже получила такую таблетку, и чувствует себя отлично. А сегодня она порезала руку, и порез зажил сам очень быстро, я не лечил!

- Хорошо. Я прикажу, чтобы никто завтра не уходил из поселка, мяса хватает, и все в полдень соберутся на площади, даже женщины с грудными детьми. Ты сам им все расскажешь, и дашь таблетки. Только начни с того, что так велит Дабу, чтобы никто не сомневался.

Мы вместе вышли из хижины, причем я обратил внимание, как по-особенному Аза посмотрел на Дамму, а она – на него. Старшие дети подбежали к нему, и он ласково погладил их по головам.

Я зашел к Карасю. Формам для сковороды и лопаты оставалось сушиться еще день, и я стал помогать ему прилаживать наконечники к древкам копий, стрел и дротиков – мы все делали с большим запасом. Сам Карась тщательно обматывал рукоятки готовых кинжалов узкими ремешками, которые принесла ему Ная. Скоро стемнело, и я пошел домой.