Валерий Красников - Божественное вмешательство

Кавалерия, растянувшись метров на пятьсот, медленно движется к Фельсине. Пехота все равно отстает. «Черт бы побрал эти бугры!».

Наконец вернулся Гартинг. Осадив взмыленного коня, открывает рот, а сказать ничего не может. Смотрю в его ошалелые глаза, понимаю, что предчувствие меня не обмануло. Наконец, справившись с волнением, Гартинг хрипит:

— Бононию атакуют!

— Кто? — в один голос спрашиваем с Вуделем. — Разводит руками, мол, а кто его знает?

Идем дальше. Наконец, взобравшись на вершину очередного холма, видим город и атакующих его воинов. Их много, очень много. Лезут на стены. С другой стороны, «много» — это относительно, ну тысяч двадцать, может. Не взять им город, тусков там тоже не мало. Показываю Гартингу на другой холм прямо напротив западных ворот:

— Скачи к Хоэлю, передай, что пехота должна занять вот тот холм, — сам направляю кавалерию на равнину, раскинувшуюся южнее города.

Рыцари развернули коней, и поскакали в долину, издавая при этом очень много шума. Неизвестный противник настолько увлекся атакой на город, что похоже до сих пор не заметил нас. Нет, я ошибся! Не принимавший участия в атаке отряд стал строиться напротив нас в фалангу. «Греки? Может быть. Разберемся», — командую атаку и скачу навстречу врагу. Чувствую впрыск адреналина, покрепче сжимаю копье. Вудель машет мне рукой и со своими людьми уходит вперед. Решил позаботиться о моей безопасности. Конная лава вытягивается в клин. И снова я вижу ужас в стремительно приближающихся глазах солдат, что замерли в ожидании нашего удара.

Мои современники, те, что остались на Земле не смогут себе представить, с какой скоростью удар бронированной конницы способен полностью уничтожить такой многотысячный отряд. Мне даже не пришлось вступить в бой.

Разворачиваю Чудо. Затоптанные гоплиты поднимаются с земли, и будь у них хороший предводитель, может быть, они сумели бы уйти. Кельты, обнажив мечи, сгоняют выживших после атаки в толпу. Оказывающих сопротивление, рубят без пощады.

Атакующие город воины, заметив нового противника, откатились от стен. Похоже, мы разбили их элитный отряд. Те, что бегут от стен, получая в спины пилы (дротики) выглядят дикарями. Эти воины, одетые в волчьи и медвежьи шкуры не брезгуют воевать с дубиной.

Слышу вой буцин. Туски выходят из города. И Хоэль решил вступить в бой. Его солдаты медленно идут к Бононии, постукивая древками копий о щиты.

Мелкие очаги сопротивления гасятся объединенными силами кельтов и тусков почти мгновенно.

Этрусская ала (около 500 всадников), впрочем, они очень бы удивились, узнав, что я так назвал их конный отряд, вышла из города и рысью направилась в мою сторону. Заметив верховых тусков, многие из моих дружинников бросили убивать «греков» и присоединились к телохранителям бренна. Напрасно они волновались, во главе алы, я разглядел золоченые доспехи Мариуса Мастамы. Сам он закричал, едва увидел меня:

— Аве Алексиус! Аве Бренн!

Машу в ответ рукой. Еду навстречу.

— Аве легат!

В ответ слышу короткое:

— Мы с тобой. — Чуть позже, тихо, — Спасибо за помощь.

Уже вдвоем с легатом Мариусом едем к пленным «грекам». Глаза побежденных уже не горят огнем. В равнодушных взглядах — обреченность и пустота.

Мариус спешился, подошел к пленным и быстро затараторил, как мне показалось на греческом. Ему ответили. То один, то другой пленник, бросали буквально пару фраз. Боги покинули меня, я ни слова не понимаю! Может это и к лучшему.

Мариус выяснил, что на Фельсину напал царь иллирийцев-ардиенов Аерест, решивший поквитаться с Артогеном за поход в Иллирию трехлетней давности. А фаланга — это македонские наемники, ушедшие от Диметрия. Буд-то Эпирский Пирр разбил его и прогнал из Македонии. Сам Аерест погиб во время атаки моих всадников. Он тогда был вместе с наемниками. Прежде, чем напасть на Фельсину, ардиены захватили Атрию, легко уничтожив этрусский манипул, стоящий в городе.

Вечером мы с Мариусом занялись написанием посланий одному и тому же человеку — отцу Мариуса, Консулу — соправителю Этрурии. Мариус корпел над личным посланием, а я его то и дело отвлекал, спрашивая по делу, пытаясь понять, каков он как человек Мастама старший.

Прежде, чем приступить к бумаготворчеству мы условились о том, что напишем. Я полагаю, Мариуса человеком слова и всецело в этом вопросе ему доверяю.

Прежде, чем опечатать написанный свиток, внимательно перечитываю.

Аве Консул

Пишет тебе Алексиус Спуринна Луциус по воле Богов ставший бренном инсубров и зятем предводителя бойев Хундилы. Возможно, разорением и Атрия и Фельсина обязаны тебе, но надеюсь, теперь, как союзники мы забудем об этом обстоятельстве. Я забираю отбитые у иллирийцев города по праву победителя. Полагаю, что об иллирийцах тебе подробно напишет сын. И по доброй воле, что бы скрепить наш союз отправляю тебе тысячу крепких рабов.

Септимус Помпа вскоре начнет войну на юге и не стоит ему в этом препятствовать. Наши интересы золотыми и серебряными рудниками манят меня за Пиренеи. Новый Карфаген падет. Мариус возглавит легионы Этрурии и поможет мне в этом предприятии. Прошу тебя ради сына и блага отечества придать этой затее законность от имени Сената Этрурии.

Финикийцы возможно в скором времени начнут искать союза с Этрурией. Прими этот союз, но не спеши, что либо предпринимать.

Я не прошу тебя о личном. Знаю, что Спуриния и мой сын сейчас с Септимусом Помпой. Но позаботься о том, что бы во время новой компании границы бойев и инсубров оставались спокойными. Хундила в мое отсутствие не позволит бойям тревожить Этрурию.

Шли гонцов с вестями в Мельпум к персу Афросибу. Он найдет способ передать мне послание.

Ставлю на воск печать, показываю Мариусу свиток. Он кивает мне в ответ и что-то сосредоточенно выводит в своем письме.

Знал бы он, что я чуть-чуть слукавил. Тускам и почти легиону пленников придется зимой строить дорогу из Мельпума в Геную. А это, по моим оценкам, около ста двадцати километров. Идти через Альпы, а потом и Пиренеи зимой я конечно не собираюсь. Поход начну со средины весны. Да и подготовиться нужно основательно. Всезнающий Афросиб рассказывал мне об иберах, живущих за Пиренеями. Воевать с ними не хочу, а союз с ними против береговой линии греческих и финикийских городов не помешал бы.

Слава Богам! Мариус закончил. Он перечитал письмо, свернул свиток, нагрел над лампой восковой шарик и, приложив к свитку, надавил большим пальцем.

Завтра рабы в сопровождении двух манипул и доверенный человек Мариуса с письмами от нас к его отцу уйдут в Этрурию. Выхожу посмотреть перед сном на чужие звезды. Зову Мариуса. Не отвечает. Наверное, уснул. Слава Богам! День выдался тяжелый, но как всякое хорошо сделанное дело, он дал мне силы. Наверное, трудно будет сегодня уснуть.