Евгений Ходоровский - Раднесь (СИ)

— У-у-у, — восхитился вогул, — ты шибко умный, да?

— В наше время большого ума не требуется для преподавания. Всё есть в книгах. Читай, вникай, да рассказывай потом.

— Много книг прочёл, наверное, да? Ты, кажись, седой старец у себя там дома?

— Да кого там! Мне вот только недавно исполнилось двадцать шесть лет.

— Да ну? В таком возрасте ещё учиться да учиться! А ты других людей учишь, хм, — не поверил Иван.

— Да уж, — согласился с ним Артём и мысленно почесал затылок, — в моё время всякие несуразицы происходят.

— А оленей у твоего отца сколько?

— Чего, оленей?! — переспросил Артём, — Нисколько.

— Да вы бедняки что ли?

— Чего это? А-а-а! Понимаешь Иван, в наше время богатство не количеством оленей измеряется.

— А чем же?

— Ну по-разному. В основном деньгами. А оленей ни у кого вообще нет там, где я живу.

— О как! А как же вы питаетесь? А шкуры? А упряжки что, только на собаках?

— Ну, во-первых, город в котором я живу находится намного южнее ваших мест. Там не водятся северные олени. В XXI веке у людей жизнь совсем иная. Основные потребности значительно проще удовлетворяются. Нам не надо охотиться или возделывать огород, держать скотину. Городской житель за продуктами ходит в магазины, ну и за одеждой там и всем необходимым. Мы живём в больших домах, в них тепло и чисто. Для перемещения мы используем машины, нам не нужны для этого собаки, олени, лошади.

— Чудеса-а-а, — восторженно протянул Иван.

— Хм, знаешь, вогул, если честно, для меня чудеса, как вы живёте, выживаете, я бы сказал. Ни один человек, кого я знаю из моего времени, не протянул бы в ваших условиях и дня.

— Если вам не надо ходить на охоту, пасти оленей, шить одежду и заниматься земледелием, то чем же вы там все занимаетесь? Вы что, там все шаманы, волшебники какие-то?

— Не-е-ет, — рассмеялся Артём, — ты не понял, просто каждому человеку этими вещами заниматься не надо. Есть такое понятие — разделение труда, каждый занят своим делом. Есть специальные люди, которые пашут землю, а есть те, которые выращивают скотину.

— А-а-а, понял, понял, — прервал его вогул, — слышал я от русских как-то, есть у них в их России помещики такие. На них холопы трудятся, а господа только жрут, пьют и холопских девок портят. Ты из таких что ль?

— Да Бог с тобой, Иван! Нет у нас такого. Уж сотню лет как барство всё это извели. Никто ни у кого на загривке не сидит. Каждый занимается своим делом, тем, которое ему по душе, так сказать.

— Ерунда какая-то! Это ж если каждый будет делать, что захочет, то тогда хаос будет вселенский. Никто работать не захочет!

— Жить-то на что-то надо! Чтобы жить, нужны деньги, чтобы были деньги, надо работать.

— Фу-у-у, совсем ты меня запутал, пришелец.

— Знаешь, что, вогул? — надоело объяснять Артёму, — Я тут подумал. Ты мне про водку и шамана так увлекательно рассказывал. У тебя ведь нет ничего такого, а?

Вогул мысленно кивнул, настораживаясь.

— Исключительно в научных целях, ты не думай! Необходимо изучить влияние крепкого спиртного на наши с тобой способности.

— Не понял, а что ты хочешь?

— Собирайся, вогул, пойдём к твоим соседям, к староверам твоим Казанским. Выменяем у них чего-нибудь на водку, да закуску какую-нибудь! А то мы тут с тобой раньше времени духовного просветления достигнем, а похмелье так и не познаем.

Почти каждый вогул с момента рождения и до конца жизни впитывает опыт и умения своего народа. Мужчины учатся охотиться, заботиться о ездовых собаках и управлять ими в пути, нехитрым ремеслам, таким как выделка кожи, шкур, а из разноцветных камушков, которые можно в изобилии находить в древних Уральских горах и предгорьях, мастерить нехитрые украшения, незатейливым орнаментом которые отличали каждый семейный род друг от друга. Иван, по прозвищу Хоза Лей, волк по-мансийски, был истинным сыном своего народа, он умел всё, что за многие сотни лет накопил этот народ, пытаясь выжить и приспособиться к условиям сурового северного края, куда выпала судьба попасть и Артёму. За более чем три года отшельничества у Ивана было достаточно много времени, чтобы скоротать одиночество, оттачивая и совершенствуя племенные ремесленные умения. Прошлым летом, охотясь в тайге, дабы добыть себе пропитание на зиму, Иван набрёл на расколовшуюся скалу, обнажившую на свет божий свои внутренности. Там вогул нашел ярко-зелёные камешки, а чуть глубже и целый пласт этого легко обрабатываемого минерала. Тяга к творчеству всегда отличала манси, и Иван не был исключением. Он набрал этих камушков, и сидя в лачуге, освещаемый тусклым светом, исходящим от очага, долгими осенними и зимними вечерами Иван обрабатывал эти камушки нехитрыми инструментами, превращая их в гладко отполированные предметы, которые становились благодаря умелым рукам и творческому таланту вогула красивыми украшениями. Артём, как только увидел эти поделки, сразу смекнул, что украшения эти — малахитовые, и ценность они имеют огромную, тем более что выделаны они были весьма искусно, вогул как истинный гений талантлив был во всём. Постепенно у Артёма созрел план, как уговорить вогула отправиться в скит Казанцевский, уж больно любопытно было Артёму глянуть хоть одним глазком на древних родоначальников своих, про которых читал он в записях деда Игоря.

Путь предстоял нелегкий: хоть и был конец апреля, в тайге только-только стали появляться намёки на наступление весны. На севере Урала тайга — это непролазные еловые заросли. Ели растут вплотную друг к другу, у самого основания каждого дерева еловые лапы самые большие. Они наглухо переплетаются друг с другом, вперемежку с буреломом, старыми ветками и сучьями. Пройти такой лес невозможно, люди вынуждены перемещаться лишь вдоль рек, речек и ручьев, да по тайным звериным тропам, которые ведомы только искусным охотникам. На открытых участках тайги в это время года снег начал подтаивать, и даже в специальных таёжных снегоступах пройти по нему невозможно. До Казанцевского скита примерно километров восемьдесят, естественно за один день такой путь пройти было нельзя. Ивану предстояло раз пять переночевать в тайге, что ещё более усложняло поставленную задачу. Но рождённому в оленеводческом стойбище вогулов было не привыкать путешествовать по тайге, хотя Иван и предпочитал без нужды особо не высовываться из своей лачуги, особенно зимой.

Накануне Иван привычными действиями собрал себя в поход, а под чутким руководством Артёма сложил в походную сумку и «товар» для обмена со староверами: бусы и серьги из малахита, несколько выделанных куньих шкурок да десяток маленьких фигурок разных лесных зверей из глины, дерева и кости для детишек. Весь нехитрый скарб был аккуратно уложен в салазки, которые Иван собирался тянуть за собой по снегу, впрягшись в кожаную упряжь. С первыми лучами солнца Иван уже затворял за собой грубо сколоченную дверцу своей лачуги, и, немного полюбовавшись восходящим весёлым весенним солнышком, направился в сторону реки Пелым, чтобы пойти вдоль нее на юг.