Сергей Кротов - Ленинград-34

"Что ж и этот вопрос разрешился, для всех я — все еще Чаганов, то есть не ругался в беспамятстве по-английски".

— Умоляю вас, говорите потише, — вступил баритон. — Разрешите представиться, я — доктор Дембо, ассистент профессора Ланга, и это я звонил по оставленному вами номеру телефона. Мой пациент на самом деле приходил в себя около получаса назад после восьми дней без сознания, что является очень хорошим знаком, потому что свидетельствует об обратимом характере, либо отсутствии серьёзных повреждений мозга. Другим обнадеживающим знаком является сохранившаяся способность больного слышать, понимать речь и говорить.

"После восьми дней… И что я до сих пор делаю в теле Чаганова? Перезагрузка должна была произойти на седьмой день. А вообще, что произошло со мной? Упал с трамвая? Нет вроде бы, помнится, бригадир в Смольном собирался вести нас с Васькой на "аварийный" участок. Это последнее отчетливое воспоминание. Оля рассказывала, что наш мозг устроен так, что на запись информации в нейроны уходит примерно двадцать минут и если в течении этого времени вмешаться в работу мозга (особые химические вещества, сильная травма, алкоголь в больших дозах, наконец), то данные будут потеряны. А тут судя по всему еще и "таймер" не сработал и не перезагрузил сознание, но ничего, у меня всегда есть возможность ручной перезагрузки (десять точек на голове на которые надо нажать одновременно). Кстати, было ещё несколько "закладок" в коде "иновременцев", самой ценной из которых для меня сейчас является — регулирование уровня боли. Быстрее бы они все рассосались, что ли… бо-о-ольно".

— А когда можно будет его допросить? — На сцену вышел новый голос, тембр которого я затруднился определить (может быть просто пискля).

"О, да сколько же их тут собралось?".

— Извините меня, пожалуйста, товарищ… э-э-э, — доктор Дембо задохнулся от возмущения — не понимаю ваших знаков различия…

— Я — начальник главного управления государственной безопасности Агранов. — Голос "пискли" явно контрастировал с должностью его владельца.

— Несмотря ни на что, — у баритона появились металлические нотки — я вынужден вам пока отказать. — Моему пациенту нужен полный покой, это — залог его выздоровления. Завтра в десять утра намечен консилиум и по его итогам мы ответим на все интересующие вас вопросы. А сейчас прошу вас покинуть палату.

"Потихоньку приоткрываю веки и вижу верхнюю часть распахнувшейся двери, расчитанной, наверное, на гигантов трех метрового роста и слышу цоканье подковок по паркету".

— Владимир Петрович, больной сказал, что ему больно, — раздался полный сострадания голосок давешнего "ангела".

— Верочка, морфин ему категорически противопоказан. — Драматический баритон вновь приобрел лирический оттенок. — Просто покой.

"Боже, когда уже они угомонятся. Я сам себя вылечу"…

Ленинград, ул. Старорусская 3,

больница им. Свердлова,

9 декабря 1934 г. 11:30

"Тоже четыре пары глаз, также смотрят на меня. Так, да не так. Те, час назад на консилиуме, светились умом, милосердием; эти — горят волчьим огнем и нетерпением. Что-то у меня эмоциональность бьет через край. Я же только повысил болевой порог, а как настроение улучшилось. Плохо если так, в общении со старичками — профессорами это нормально, а с этими волками нельзя, не уследишь за языком — дорога на цугундер. А с другой стороны, как должен смотреть на мир сотрудники органов государственной безопасности? Зачем я придираюсь? Ну уж точно без сострадания.

Что ж я такое натворил, что четыре туза смотрят на меня эдак-то? Верунчик (непоседа — медсестра) и доктора сегодня утром на мои расспросы отвечали, что, мол, все расскажет следователь. Впрочем один туз, червовый, с простым открытым лицом и орденом Ленина на лацкане, смотрит на меня по иному, даже с симпатией".

— Здравствуйте, товарищ Чаганов. — начал пиковый туз с четырьмя ромбами на краповых петлицах, который по голосу был сразу мной идентифицирован как вчерашний пискля — Агранов. — Ваш доктор дал нам сегодня только пятнадцать минут, поэтому — сразу к делу.

"Товарищ, а не какой-нибудь гражданин. То есть, мы на одной стороне баррикад"!

— Попытайтесь поподробнее вспомнить, что вы делали с того момента как вы тем вечером вышли из кинотеатра.

— Мы, мой друг Василий Щербаков, его сестра Люба и я, вышли на площадь Льва Толстого и…. — Неспешно начал я своё повествование с небольшими остановками, покряхтываниями и постанываниями, что, в общем-то, правильно отражало моё неважнецкое состояние, рассчитывая завершить рассказ через пятнадцать минут на входе в Смольный. Мои слушатели уже начали откровенно скучать, когда минут через десять от начала рассказа, на моменте остановки у Таврического дворца, меня перебил третий туз, неопределенной масти (потому что был лысым), в отлично сшитом по фигуре (довольно пухлой, надо сказать) шерстяном костюме.

— Кто — нибудь заходил в трамвай? — маленькие коричневые глазки впились в меня как два комара.

"Хм, а ведь действительно кто-то заходил. А… тот "псих"…".

— Да, заходил, такой малыш, почти карлик. Я думаю ростом меньше метра пятидесяти. — Начал было я и наткнулся на тяжелый неприязненный взгляд со стороны последнего (трефового) туза.

— Это он стрелял в товарища Кирова? — выкрикнул он (басом!).

— Товарищ Ежов! — Агранов и лысый туз аж подпрыгнули от возмущения.

"Ежов… Нет, ну это ж надо было так обидеть будущего "железного наркома" или "кровавого карлика" — выбирай на свой вкус. Я то ладно, а вот настоящему Алексею Чаганову каково потом будет? Стоп! Как стрелял? Когда стрелял?".

— Там с ним был еще один человек. — Стараюсь переключить внимание слушателей от моей промашки с описанием роста пассажира. Все головы мгновенно поворачиваются ко мне. — Он провожал этого (чуть не сказал Николаева)… вошедшего, но стоял в тени и я плохо его помню. А что с товарищем Кировым?

— С ним все в порядке, ты его спас! — Широко улыбнулся Косарев (1-й секретарь ЦК ВЛКСМ, я вспомнил его фамилию). Агранов и лысый туз с усталыми лицами синхронно откинулись на спинки стульев как бы говоря: А чего уж там, мели Емеля… с кем мы работаем?

— Да, но я ничего не помню что произошло в Смольном затем, — тут мне даже притворяться не пришлось.

— Врачи предупреждали нас, что такое возможно, — Агранов прищурился. — впрочем об этом периоде времени мы имеем много свидетельств.

— Товарищи, прошу на выход — голос доктора Дембо был неумолим. — Больному требуется отдых.

Ежов и Агранов быстро устремились к двери, видимо кинулись колоть Николаева. Поднялся Косарев, подошел, пожелал скорейшего выздоровления и пригласил посетить ЦК ВЛКСМ.

— У нас на тебя большие планы. — Потянулся пожать руку, но, видимо, увидев отбитые костяшки моего кулака, передумал.