Сергей Кротов - Ленинград-34

Затем подошел туз без масти.

— Лев Шейнин, из прокуратуры СССР.

— Так вы тот писатель… ну, который… "записки следователя"? — неожиданно соображаю я.

— Какие записки? — удивленно посмотрел на меня Шейнин.

— Ну, рассказы следователя, я читал в Известиях.

— Ах, вот вы о чем, да это, действительно, я. — Подтвердил польщенный прокурор. — Приятно было познакомиться.

"Видно записки следователя появилисть позже, а ведь мне действительно требуется отдых…".

Ленинград, ул. Старорусская 3,

больница им. Свердлова,

10 декабря 1934 г. 8:30

Дверь в палату тяжело подалась и в образовавшуюся дверь легко, как птичка, впорхнула медсестра Вера с газетой в руках.

— Я так и думала! — провозгласила она, подняв газету над головой, и торжествующе посмотрела на нас с Петей — вахтером, который появился в палате вчера днем после ухода начальства без объяснения причин. Просто открылась дверь и появился он в яловых сапогах, синих галифе, зеленой гимнастерке с четырьмя треугольниками на краповых петлицах, в расстегутом белом халате и со своим стулом. Причем позднее, в разговоре с ним, выяснилось, что вахтер (первой категории) — это спецзвание, а не профессия.

— Пляши!

"Это она мне, что ли? Забыла как вчера с Петей, поддерживая с двух сторон, водили меня по палате, а я еле переставлял ноги? Восемь дней пролежать без движения, это — не шутка".

— Вот! — Веруня нетерпеливо развернула передо мной свежую газету "Правда", уже не настаивая на плясках.

"На первой странице, справа вверху, рядом с выступлением Литвинова в Лиге наций, Постановление ЦИК СССР о награждении большой группы сотрудников НКВД, в числе которых… Чаганова Алексея Сергеевича орденом Ленина. И дальше… за особые заслуги в охране товарища Кирова… Председатель ЦИК СССР М.Калинин…. Секретарь — А.Енукидзе. Но самое интересное, это — небольшая моя фотография над постановлением, как на поспорт, в форме ОГПУ с тремя треугольниками в петлицах. Вчера вечером и всю ночь (странное ощущение — спать не хотелось совсем) вспоминал жизнь Алексея начиная от кинотеатра и назад и не нашел ничего связанного с ОГПУ или формой. И, всё же, факт остается фактом, вот "моя" фотография (сходство, правда, сейчас достаточно условное — почти всю правую часть лица занимает цветущий отёк) и я в форме. Тут одно из двух: либо провалы в памяти распространяются и на время до моего пришествия, либо кто-то из власть имущих хочет использовать меня в своих, неясных мне пока, целях, фальсифицируя фото".

— Ты что, не рад? — как-то даже обиженно протянула Вера.

— Рад, конечно, — левая часть моего лица определенно стала радоваться больше фиолетово-красной правой. — но как-то необычно получать награду за то, чего даже не помнишь.

— Люди ж видели, да и ранение опять же… — загалдели наперебой Вера с Петей.

— Ладно, ладно, я же не отказываюсь. Обеспечь, раз я достоин… — философски соглашаюсь я, предвосхищая слова поэта.

Однако наш счастливый смех был грубо прерван уже в следующее мгновение. Ежов, Агранов и молодой сотрудник НКВД (молодой, да ранний: три ромба в петлицах!) появились в дверях. (Они что не доверяют друг другу? Ходят по трое-четверо.)… Быстрый кивок Агранова головой в сторону и Петю сдувает как ветром из палаты, Веруня впадает в ступор, но тут молодой сотрудник подхватывает медсестру под руку и галантно сопровождает ее к выходу. Петя аж зеленеет от ревности видя эту сцену стоя в дверях.

— Здравствуйте, товарищ Чаганов, я вижу вы уже знаете — глава ГУГБ кивает на газету. — Разрешите от лица службы поздравить вас с наградой. Это мой помощник, Генрих Люшков.

Мы сейчас побеседуем, а после товарищ Люшков все запишет и даст вам подписать.

На скороговорку Агранова успеваю только нерасчетливо махнуть головой. Всё равно больно, блин!

— Итак, — не сбавляя темпа продолжил он. — вчера вы сообщили, что в тот вечер, около четырех часов первого декабря, на остановке трамвая "Дворец Урицкого" вы видели двух людей, один из которых вошел в трамвай, а другой остался на остановке. Все правильно?

— Правильно. — Благоразумно не двигаю головой.

— Только, вот, ни ваш друг, Василий Щербаков, ни кондуктор трамвая этого не подтверждают. — Троица безуспешно пытается обнаружить на моём отёчном лице хоть какую-то тень эмоций.

— Хм…, дайте подумать, — Начал я раздумчиво. — Васька висел на правой стороне и не мог видеть стоящих людей на остановке с левой стороны трамвая. Кондукторша сидела на своем правом боковом месте, а за тем, как трамвай тронулся, она подошла к вошедшему мужчине и продала ему билет. Я висел на левой стороне и видел их стоящими на тротуаре, правда, было уже темно.

— Попытайтесь, все-таки вспомнить хоть какую-то деталь — рост, во что одет, худой или толстый… — как комар монотонно пищал Агранов.

— Рост? Ну, примерно, на голову выше первого, — начал я, покосившись на Ежова (его лицо закаменело). — Ах, да, у него калоши и очки блеснули когда трамвай тронулся. Во что одет? Не запомнил, но у него был портфель. Защелка тоже сверкнула, когда заискрили контакты над крышей.

— Галоши, портфель и очки, — зло ухмыльнулся Ежов. — ищи-свищи такого…

— А ещё он крикнул вслед первому, что И.П., мол, на тебя надеется. — Добавил я информации к размышлению.

— Есть какие-нибудь мысли — кто такой И.П.? — Агранов обвел взглядом присутствующих.

— Ну так, обычно, сокращают имя и отчество. Например, Иван Петрович. — У меня, видимо, мозги работают быстрее остальных.

— Бакаев… — Разом выдохнули все трое моих посетителей.

— Какой Бакаев?

— Неважно. — Первым взял себя в руки Люшков. — Что еще можете вспомнить? Как он это сказал? Акцент? Заикание?

— Заикание…, пожалуй, да. Было небольшое заикание. Он сказал: "…на-на-на тебя". — подлил я масла в огонь чувств и так уже возбуждённой троицы.

"Хм…, вчера ночью, когда я плыл по волнам памяти Алексея, обнаружил одну сцену, которая была сильно эмоционально окрашена. Люди обычно лучше запоминают события радостные, горесные, стыдные. Так этот случай был из последней категории: мы с Васей весной в электро-вакуумной лаборатории, собирая генератор на электронной лампе, отломили пластинку с контактами от стеклянной колбы. Лампа потеряла вакуум и вышла из строя. Ну сломалась и сломалась, бывает, мы же не имели тогда большого опыта обращения с ними (всё-таки перекос в обучении в сторону теории был очевиден), но инженер лаборатории Шатский эти два часа стоял над душой и бубнил себе под нос: Я на-на-на вас рассчитывал, я ва-ва-вам доверял, я не-не-не могу вас все время покрывать… Лампа стоит бо-бо-льше, чем ваша стипендия. А потом все-таки накатал докладную Бергу. Гад! Аксель-то, конечно, нас наказывать не стал, просто, иногда в шутку спрашивал что нибудь типа: "Какие типы генераторов знаете, кроме шатского на сломанной лампе?". Такого рода события запоминаются очень ярко (в высоком разрешении) и этот его образ: пальто, шляпа, синий костюм, очки, потертый портфель из крокодиловой кожи, калоши, тембр голоса и эти его слова, как-то уж очень точно легли на темный контур незнакомца на трамвайной остановке".