Сергей Кротов - Ленинград-34

— Разрешите представить мою жену Оксану Москвину. — Немного развязно продолжает он, не заметив у нас особой радости от неожиданной встречи.

"Москвина… странно, очень на Бокия похожа лицом. Ну, конечно, предупредили же меня, что он зять Бокия".

— Анна Мальцева, — спохватываюсь я, нарвавшись на недоумённый взгляд Разгона. — моя знакомая.

— А о вас я всё знаю, — смеется Оксана, показывая белые ровные зубы. — от Лёвика только и слышу: Чаганов то, Чаганов сё…

— Спасибо за сигнал, товарищ Оксана, — жму хрупкую кисть девушки своей пропахшей бензином лапищей. — Завтра же доложу начальнику отдела.

Симфонический оркестр, с трудом расположившийся на невысокой маленькой сцене, заиграл "Венский вальс". Предлагаю Оле руку и мы неожиданно слаженно начинаем кружить на начищенном жёлтом паркете. Неподалёку от нас, но не так складно танцевали Разгоны.

— Почему она Москвина? — спрашиваю Олю улучив момент.

— По отчиму. До недавнего времени он занимал высокие посты в партии, был членом оргбюро ЦК, но после семнадцатого съезда пошёл вниз. Сейчас работает в Совете Народных Комиссаров на незначительной должности.

— Откуда знаешь? — Недоверчиво заглядываю ей в глаза.

— Изучаем в институте материалы партийных съездов… ну и так помню кое-что из истории спецслужб.

"Дела… Лёва-то у нас, оказывается "враг народа" в квадрате, удачно женился — нечего сказать".

На следующий тур вальса мы, по предложению Разгона, поменялись партнёршами, затем Олю пригласил какой-то лётчик. В итоге через час мы повели наших раскрасневшихся дам в буфет на второй этаж выпить чего-нибудь и закусить.

— Здравствуйте, Евгения Соломоновна, — слышу звонкий голосок Оксаны, возвращаясь от прилавка нагруженный бутылками лимонада и бутербродами с колбасой. — С наступающим Новым годом!

"Женя — жена Ежова, а это кто рядом с ней? На её мужа не похож, с тем я имел честь"…

— С Новым Годом, Ксюша, — нервно бросает Ежова, собираясь уйти, но, переменив решение, останавливается. — здравствуй, Лёва. Как здоровье Ивана Михайловича и Софьи Александровны.

— Привет, Женя! — раскладываю на высоком круглом столике угощение. Мучительный вопрос отражается на её лице.

— Крым, парк "Чаир", этим летом, — прихожу я на помощь женщине. — вы ещё с Зиной были с подругой…

— Чаганов, Алексей, — протягиваю руку её спутнику, невысокому мужчине лет тридцати в галифе, сапогах, шёлковой косоворотке и чёрном пиджаке наброшенном на плечи.

— Шолохов, Михаил. — В тон мне отвечает он и улыбается, показывая жёлтые прокуренные зубы.

"Вот это встреча! Как? Почему с ней"?

— Наш журнал готовит материал о творчестве Михаила Александровича. — Начинает лепетать Женя, покусывая нижнюю губу.

"Это, конечно, всё объясняет… может и не зря тогда писали в бульварных журналах, что Николай Ежов из этих… вот жена и пошла по рукам".

— Так, непорядок… — Шолохов живо окидывает взглядом наш стол и несётся в буфет, откуда возвращается через минуту с бутылками коньяка и шампанского в руках.

— Белую не держат, — как бы извиняется он, отдаёт шампанское Разгону, который начинает умело разливать его женщинам по бокалам, а сам занялся залитой сургучом коньячной пробкой, ловко справился с ней и наполнил рюмки, появившиеся из карманов его пиджака, маслянистой коричневой жидкостью.

Со своей рюмкой подошёл к Оле и Оксане, узнал их имена, чокнулся с ними, что-то сказал им весёлое и, не отрывая от них взгляда, пожал руку Лёве.

Теперь понятно, что писатель на самом деле имел ввиду, когда говорил о себе: "Я и с тремя бабами под одной крышей уживусь"…

— Со знакомством. — Шолохов делает серьёзное лицо и медленно не глотая выпивает коньяк.

Морщины на его обветренном смуглом лице разглаживаются, он поворачивается ко мне и…

— Скажите, Михаил Александрович, — встревает Разгон. — когда будет продолжение "Поднятой целины"?

Шолохов, вздохнув, вежливо рассказывает о своей занятости правками "Тихого Дона", подготовкой его к новому изданию. Их диалог, подогреваемый новыми вопросами Лёвы, всё больше переходит на околоиздательские темы, пошли фамилии Фадеева, Серафимовича, Киршона, Тавского и я потерял нить.

На женской половине стола Женя держа левой руку Оли, будто боясь что та вырвется и сбежит не дослушав её историю, правой рукой доливает остатки шампанского в свой бокал.

— Как это мне всё надоело… — несётся по залу её прокуренный голос.

На неё, не трогаясь с места и согласно кивая, глазами полными слёз смотрят Оля с Оксаной.

Потом, видимо, ещё что-то пили, так что вкуса коньяка не осталось совсем…

Холодный ветер пахнул в лицо, блестящей в свете уличных фонарей, порошей. Рядом размахивая левой рукой, зацепившись за меня правой, семенит Оля. "Где это мы? Похоже, Мясницкая… слева остался четырёхэтажный Дом номер 2 НКВД. Значит, возвращаемся домой с Новогоднего бала. Ничего не помню после того Кизлярского коньяка. Может палёный"?

Поднимаю руку с часами к глазам. Два часа показывают фосфорецирующие стрелки.

"Погуляли"…

— Представляешь, он Оксане во время танца предложил навестить его в гостинице "Националь" ознакомиться с его творческой лабораторией. — Смеётся Оля, останавливается и заглядывает мне в глаза.

— А тебе ничего не предложил? — Интересуюсь я.

— Меня Женя ни на шаг от себя не отпускала, грузила своими семейными проблемами, — легонько стукнула мне по губам подруга. — теперь я — её лучшая подруга.

— А кто у нас муж ты знаешь? — Делаю загадочное лицо.

— Догадалась…, кое-что помнила.

— А вот я, представь себе, не помню ничего после того чёртового коньяка. — С нетерпением жду новостей.

— Вообще ничего? — Оля недоверчиво поворачивает ко мне голову.

— Абсолютно.

— А мне понравилось как ты доходчиво объяснил Шолохову стилистические особенности романа "Тихий Дон". — Начинает экзекуцию подруга. — а что, обычный трёп мужиков с бутылкой.

— Это я бывшей подруге-литературоведу статью набивал на компьютере… — не пытаюсь сопротивляться я. — ты её помнишь.

— Я то помню, — мстительно парирует она. — а вот тебе с этой минуты пить больше нельзя совсем.

Укоризненно смотрит на меня, повиснув на моей руке.

"Ну укуси меня если тебе от этого станет легче"…

— Думаю наутро твои собеседники тоже ничего не вспомнят, — продолжает Оля, не дождавшись моей реакции. — под конец хороши были оба. Да не волнуйся, по тебе не заметно было… нормально себя вёл.

"Глеб Жеглов в юбке, ни дать-ни взять… А с другой стороны посмотреть, где бы я сейчас был без неё? В небытие. К тому же, единственная родная душа"…

Ленинград, ул. Приютская,

Физико-Технический институт,

6 января 1936 года, 11:00.