Михаил Королюк - Спасти СССР. Манифестация

А масонскую ложу «Пропаганда-2» можно вообще считать почти официальным адресатом - оба министра-получателя являются ее членами. Конечно, от масонов там осталось только название: так-то это удобная, почти клубная форма прикрытия вполне традиционной специальной и полулегальной политической деятельности вокруг интересов влиятельных групп. Таких в Италии много, поэтому знать будут все.

Следовательно, о　«московском письме» дней через десять услышат и на Лубянке.

«Как быстро они придут к очевидному выводу? Уверен, с　утечкой по „Хальку“ КГБ уже разобрался. И　тут парный случай, в　Италии… Я　даже знаю, какой следующий вопрос задаст мне Юрий Владимирович… - И　я мысленно поморщился. - Остается надеяться, что оно того стоит. Да и все равно шила в мешке долго не утаишь…»

Мы вынырнули из серой мглы. Салон залило ярким, неожиданно теплым солнечным светом. Я　задернул матерчатую шторку и нахмурился в раздумьях. Озадачил меня вчера Юрий Владимирович, ох и озадачил. Совсем не такого вопроса я ожидал от второго сеанса связи.

«Что для вас „советский человек“?»

Умен Андропов: мягко вытягивает меня на разговоры «за жизнь». Простой вопрос, предлагающий широкий выбор вариантов для отвечающего. Такой ход позволяет завязать диалог с обстоятельным развертыванием понятий. М-да… А　используемая мною личная семантика обязательно многое расскажет специалистам.

Можно, конечно, разразиться в ответ «красной истерикой». Пусть думает, что на другом конце провода сидит экзальтированный коммунар, случайно награжденный даром свыше. «Сумасшедший пророк» - не самая плохая маска для меня, так можно играть годами.

Но только для дела она крайне вредна. Слишком велика ставка для легкомысленных игрищ. Мне нужно хотя бы минимальное доверие получателя - теперь уже не к передаваемой фактологии, а　к моим мотивам.

«А впрочем, к　черту страхи! - подумал я. - И　правда, что для меня „советский человек“? Понятно, что это не синоним жителя СССР. Это - специзделия, это - вершины социальной и педагогической селекции. Но их хватало, и　они были заметны».

Я потер лоб, пропуская через себя память: советский человек… Каким он был?

За шелухой казенной идеологии он ясно видел будущее - справедливый мир единого человечества. На меньшее советский человек был не согласен, и　оттого тесно ему было в настоящем. Этим масштабом он мерил все вокруг - и себя, и　потому был свободен, как никто до него.

Я верю - там, откуда я ушел, СССР однажды вернется, пусть называться та страна будет иначе. И　советский человек вернется. А　быть может, он никуда и не уходил: лишь сделал шаг в сторону да смотрит с усмешкой за потугами временщиков-мещан. Они выгрызли СССР изнутри точно крысы, поселившиеся в головке сыра. Но разве у кого-то повернется язык назвать таких крыс победителями? Создавать - не выгрызать. Будущему нужны люди с настоящей мечтой - о　счастье для всех. И　такие люди придут. Они вернутся. Я　верю.

А здесь… Здесь мне повезло. Советский человек еще никуда не ушел. Мне надо не забывать, что я - не один. Что мне - повезло. «Я счастливый, как никто…» - улыбка бродила по моему лицу, пока я мурлыкал про себя куплет.

«Спасибо, Юрий Владимирович. Спасибо за хороший вопрос. Нет, так я отвечать не буду. Придумаю что-нибудь еще. Но за правильный вопрос - спасибо».

Эту улыбку я пронес через весь полет, и　даже сквозь зал «Шереметьева» к　такси я так и шел - с　улыбкой.

Тот же день, позже

Москва, Лубянка

Из светло-оливковой «Волги» я　высадился напротив «Детского мира». Через площадь, невольно притягивая взгляд, высился Комитет. От привычного строгого фасада сейчас была только правая его половина, несимметричная и кургузая. Прилепившийся слева бывший доходный дом выглядел, благодаря щедрому дореволюционному декору, кукольно-несерьезно. Уцелевшие на его башенке женские фигуры, символизирующие Справедливость и Утешение, невольно наводили на совсем уж крамольные мысли. Неудивительно, что совсем скоро знакомый фасад задрапирует весь квартал, обретя наконец свою монументальную законченность.

А еще, вскинувшись разящим мечом своей эпохи, стоял посреди площади Железный Феликс. Каким-то неведомым образом он собирал разбросанные вокруг разномастные здания в столь редкую для Москвы архитектурную композицию. Выдерни его - и все рассыплется.

«Нет, все-таки Вучетич был гений… - решил я, - и как это милосердно, что ликующие варвары расправлялись с памятниками уже после его смерти. Стать частью коллективного Герострата легко: не надо даже дергать за веревку, лишь крикни со всеми „вали“! Короткий миг - и вот ты уже в одном строю с теми, кто раскладывал на площадях костры из книг. Рабы истории… Они рабами и остались, сколько бы статуй ни повалили, сколько бы ни уничтожили библиотек. Свобода добывается иначе».

Я двинулся к цели, нет-нет да и поглядывая на грозные окна невдалеке. Уместно было бы как-то тонко пошутить, но с этим у меня сегодня не задалось. Вместо этого я еще раз придирчиво оглядел себя и остался доволен: переодевшись, Вася Крюков стал неприметен, аки серая мышка.

- Lux ex tenebris. Audi, vidi, tace, - негромко размял я горло латынью. - Fiat lux et lux fit [6] Свет из тьмы. Услышь, узри и молчи. Да будет свет, и стал свет (лат.). .

В холодном московском воздухе слова «вольных каменщиков» звучали напыщенно и нелепо. Да и как еще они могли звучать в месте, где в десяти шагах справа, на Кирова - каменные мешки подвалов Тайной канцелярии, а　слева, за стенами - не менее знаменитая внутренняя тюрьма Лубянки, что являлась мне в кошмарных снах этой зимы?

Я заткнулся и ускорил шаг.

Была, определенно была своя ирония в том, что эту операцию мне приходилось проводить в самом просматриваемом квартале страны: даже за кремлевской стеной плотность наблюдения ниже. Но других вариантов не нашлось. Теперь я шагал по почти пустому переулку, и　вслед мне топорщились из-за забора странного вида антенны одного из самых режимных объектов страны - центра засекреченной связи. Звуки моих шагов отражались от фасадов следственного управления Комитета, отдела кадров, столовой…

Несомненно, я　попадал сейчас на пленку: камер тут натыкано - что булавок в бабушкину подушечку. Наглости мне придавало знание двух вещей. Во-первых, вся система наблюдения в квартале заточена на предотвращение проникновения на режимные объекты, а　мне туда совсем даже не надо. А　во-вторых, через неделю, при отсутствии происшествий, все пленки за сегодня сотрут. Этого должно хватить: КГБ просто не успеет узнать, что передача посланий была осуществлена именно здесь, буквально на их заднем дворике.

Но все равно меня одолевали сомнения. Не совершаю ли я свою последнюю глупость? Может быть, есть смысл отменить операцию и просто пройти мимо?