Вячеслав Сизов - Путь на запад

Присел, повязку размотал, выкинул, она вся как тряпка мокрая от крови. Рука распухла, кровь идет, видать, глубоко залез осколок. Второй рукав оторвал от нижней рубахи, с ватника ваты надергал, в середину напихал, с краю шнурок вставил в дырки от пуговиц, перевязал туго и сверху шнурком затянул, чтоб не разматывалась. Тут помню, к стенке прислонился, кровь вроде перестала бежать, но от потери крови и от усталости поклонило в сон, и я задремал.

К вечеру подошел комбат, от копоти весь черный, худой, телогрейка на нем вся в клочьях, и говорит: «Получен приказ прорываться из окружения! У кого еще есть силы, попытайтесь, как стемнеет, небольшими группами прорваться к позициям штурмовой бригады. Они вроде как устояли. Немцев там почти не осталось, всех перебили. Может, и проскочите». Тяжелораненые, неходячие спрашивают: «А как же мы?» Комбат отвечает: «Мы остаемся с вами и будем ждать помощи. Приказ касается только легкораненых».

Как стемнело, нас человек семь собралось и поползли в сторону ручья. За ним через полкилометра лесок начинался. Я с собой винтовку взял, хоть там и патронов три штуки, но бросать не стал. От наших позиций до ручья метров семьсот, не больше, днем десять минут ходьбы. Так мы этот участок всю ночь ползли. С нами раненный в ногу полз, боец с нашей роты со смешной фамилией, я ее запомнил – Якуночкин. Так он метр проползет и начинает потихоньку стонать от боли. Ему пуля навылет икру ниже колена пробила. Немцы то и дело ракеты пускают, мы затихнем. В воронку заползем, отдохнем, сил нет, все отощали от голода, и снова потихоньку в сторону ручья. Немцы ракету пустят, немного постреляют, как перестанут стрелять, мы прислушаемся, ползем дальше. А там вся земля разрывами исковерканная, воронка на воронке, убитые на каждом метре валяются, в иных местах целыми кучами… К середине ночи доползли к подбитому немецкому танку, он метров четыреста от ручья стоял, наши артиллеристы его на второй день окружения подбили.

Рассвело, а мы как раз у ручья. Вдруг слышим, говорит кто-то. Глянули, а это человек пять немцев вдоль ручья идут с баками за спиной. За водой ходили. Мы залегли, не шевелимся, это нас и спасло. Немцы подумали, убитые лежат. Там у воды их много валялось… Не доходя до нас метров триста, немцы повернули и пошли в сторону высот.

Мы через ручей перебрались. Он неглубокий, по пояс, не больше, но вода холодная, пришлось помогать друг другу. И по кустам уже пошли в полный рост. Никто нас не заметил, не обстреливал. Добрались до леска и только там сели передохнуть. Но мы же мокрые, и долго не посидишь. Замерзнешь насмерть – и так вся одежда промокла и заледенела. Двинулись потихоньку дальше.

К вечеру наткнулись на еще одну группу наших. Человек сорок пять с 1-го батальона, большинство раненых, и тоже второй день не могут выйти к нашим. Местность никто не знает, наобум не пройти, есть нечего, медикаментов нет. Силы на исходе, истощали все, двое раненых умерли… Мертвых там даже не закапывали, так, снегом присыпали, и все. На привал присядем, кто кору жует от голода, кто мох.

Был среди нас один парень из «штурмовиков». Вот он хоть и раненный в плечо был, но решил сходить в разведку. «Сидите здесь, никуда не уходите. Я проверю, что к чему, и вернусь за вами».

Часа через четыре он вернулся: «Все, есть проход к нашим! Двигаемся!» Кое-как поднялись, а один так и лежит. Умер… Мы его под снег схоронили и пошли.

К утру вышли к своим окопам. Оттуда кричат: «Стой! Кто такие?!» – «Окруженцы!» – «У кого оружие – бросайте на землю!» Я свою винтовку штыком в землю воткнул…

Меня вместе с ранеными в санбат отправили. Там рану обработали и перевязали. Пришел особист, проверил документы, и меня с группой раненых направили в госпиталь…

Уже в госпитале узнал, что за те бои меня к ордену Красной Звезды представили…

Из воспоминаний военврача 116-го военного госпиталя 2-й венгерской королевской армии Шоморяи Лайоша(реал. ист.)

26 января. Движение плохо организовано. Нет корма для лошадей. В этом холоде 1000 наших лошадей ночи напролет стоят под открытым небом. Рядовой состав уже 3 дня не получает пищу. Как они живут? Загадка. Я питаюсь консервами, которые берег про запас в течение полугода. Сейчас они пригодились. Я купил за 2 марки 10 картофелин. Цыганская жизнь надоела, но это жизнь.

27 января. Вчера мы получили приказ: «2-я венгерская армия потеряла свою гордость! Противник смял наши боевые порядки. Это не стыдно. Стыдно позорное бегство обезумевших солдат, превратившихся в сброд». Вот что мы получили, получили наши солдаты, находившиеся в течение 10 месяцев в полной боевой готовности против превосходящего по численности, лучше вооруженного и обученного противника, фанатично воюющих до последнего патрона русских солдат. Мы же вынуждены воевать без веры, с плохим снабжением и вооружением, на чужой территории и не защищая свою родину. Эта благодарность прошедшей через кромешный ад кучке оставшихся в живых солдат.

Это надгробная речь для погибших венгров, воевавших за чужие интересы далеко от родины и в большинстве своем лежащих непохороненными в бескрайних российских заснеженных степях…»

Главное – не пропустить

Из воспоминаний подполковника Михина(реал. ист.)

Все эти дни мой артдивизион был в резерве комбрига. Нас использовали для поддержки обороняющихся подразделений и затыкания дыр на линии фронта. Вот и в тот день комбригом мне было приказано взять батарею и во что бы то ни стало опередить, задержать и уничтожить прорвавшихся из окружения немцев. В десятке километров от нашего расположения большой отряд врага вырвался из кольца и по широкой балке уходил на запад.

В минувших боях вторая батарея потеряла сразу командира и всех трех взводных, поэтому из трех батарей я выбрал для дела именно ее. Машины еще с утра были загружены снарядами, так что на погрузку в них бойцов орудийных расчетов, санинструктора ушло всего несколько минут.

Мы чуть не опоздали, хотя и мчались на машинах с пушками к месту прорыва на самой высокой скорости.

– Батарее, по всей колонне – беглый огонь! – подаю команду.

Беглый огонь – это как можно более быстро. Беглый огонь – это сумасшедший темп ведения огня. Скорые выстрелы всех четырех наших орудий упруго затрещали по всему фронту батареи – десятки снарядов рвут, опустошают вражескую колонну.

Никогда еще за всю войну мне не приходилось вести огонь по такому скоплению врага. Снаряды рвались в самой гуще неприятеля. Бегущие плечом к плечу солдаты, конные фургоны, зажатые в людской теснине машины в мгновение ока разбрасывались разрывами во все стороны.