Виктор Носатов - Мгновение истины. В августе четырнадцатого

– Запомни следующую солдатскую истину: «На службу не напрашивайся, но от службы не отказывайся!»

Обдумывая мудрые слова бывалого воина, Денис был искренне поражен простоте и в то же время глубине этой выстраданной многими поколениями ратных людей поговорки. Он задумался о своей новой, кочевой жизни, в которой приходилось топать без отдыха многие версты, спать на сырой земле, есть не всегда сытно. Но это не самое страшное. Вот завтра, может быть, ему придется идти под пули, и еще неизвестно, какая судьбинушка ждет его впереди. Но все эти мрачные мысли исчезли, испарились, как утренний туман, лишь только сквозь облака вновь блеснуло солнце, а от походного котла потянуло ароматом наваристых мясных щей. Разве много солдату нужно? Отдохнуть как следует после дальнего похода, поесть от пуза да закурить самокрутку. И оттаивает тогда солдатская душа, и радуется он этой выпавшей на его долю минуте душевного покоя. Можно жить на белом свете, а что будет дальше, поглядим…

Когда после сытного обеда Денис, предварительно напоив и накормив своего четвероного друга, отдыхал, его неожиданно вызвали в канцелярию команды. Каптенармус оглядел его с ног до головы и повел к большому фургону, покрытому брезентом. Это был вещевой склад. Там каптенармус выдал ему новое обмундирование, а обноски, выданные ему в поезде, свалил в кучу, предназначенную для ветоши. Гимнастерка, шаровары и даже сапоги были почти впору, а вот шинель оказалась длинновата. Увидев это, Самойлов, вооружившись ножницами, немного урезал шинель снизу, и она оказалась новобранцу как раз. В сапоги пришлось положить стельку, вырезанную из толстого войлока, брошенного, по всей видимости, на сеновале спешно отступившими немецкими кавалеристами. На вооружение он получил тесак-бебут и драгунскую винтовку без штыка. Радости Дениса не было границ. Огорчало только одно – все пулеметчики были вооружены короткими карабинами, которые были легче и не выдавались выше плеча своими дулами, а у него – длинная и тяжелая драгунка.

– Что ж делать, пока поносишь драгунку, – сказал поручик, видя, что винтовка чуть ли не выше самого солдата, – как только заведется заручный карабин, так сразу получишь.

Отдохнув и отъевшись за неделю, пулеметчики были готовы ко всему. Но командиры, вместо того чтобы наступать вслед за отступившим противником, чего-то ждали. От солдат пехотного полка, к которому была приписана пулеметная команда, успевших поучаствовать в боях на территории Восточной Пруссии, Денис услышал подробности гибели русской армии, главным виновником которой все без исключения ветераны этих злополучных боев считали генерала Ренненкампфа, который не помог окруженным немцами войскам, не пришел вовремя на поле сражения. И все потому, что он не русский, а немец… Толкуя об этом, пехотинцы озирались по сторонам, боясь офицеров.

Однажды вечером весь полк был поднят по боевой тревоге. В сумерках роты и батальоны вытянулись в походную колонну по шоссе, ведущему на запад. Вскоре стало совсем темно, и по колонне пронеслась команда «не курить». Пулеметная команда двигалась в середине полковой колонны. Двигались тихо, только слышен был ровный стук колес двуколок да цокот копыт.

Несмотря на запреты командиров, солдаты, бредя в полной темноте, переговаривались вполголоса. Кто-то вспоминал свой дом, жену, детей. Кто-то сетовал, что из-за этой проклятущей войны не успел управиться по хозяйству.

– Сейчас самое время хлебушко молотить, – с нескрываемой горечью в голосе промолвил уже немолодой ефрейтор Осипов, второй номер пулеметного расчета, у которого в далекой псковской деревне остались хозяйство, жена, два сына-подростка и дочь на выданье.

– А мне беспокоиться не о ком и не о чем, – бахвалился младший унтер Самойлов, шагая за двуколкой, – женой еще не обзавелся, а все хозяйство старшему брату перешло.

– Это плохо, когда нет ни кола ни двора, – сказал мудрые слова ефрейтор, – солдата должен обязательно ждать кто-то дома, только тогда он, чтобы непременно вернуться к родным, будет предельно бдителен и осторожен, сможет в полной мере познать нелегкую науку выживания в этой страшной войне.

– Может быть, ты и прав, – задумчиво промолвил Самойлов и замолчал, по-видимому, обдумывая слова своего старшего товарища по оружию.

– Слышь, братцы! – подбежал к двуколке ординарец начальника пулеметной команды ефрейтор Пузанов. – Я слышал, что накануне вечером на одном из столбов, что вдоль дороги стоят, шпиёна поймали. Передавал, гад, по телефону про выдвижение нашего полка. Конный разъезд соседнего кавалерийского полка его тут же саблями посек и фамилии не спросил…

Где-то вдали послышались глухие раскаты орудийной стрельбы. При первых же залпах пулеметчики притихли, каждому почему-то показалось, что враг метит именно в него, и потому при первом же близком разрыве готовы были кинуться на обочину, чтобы вжаться в неглубокую щель водоотводного канала, прорытого вдоль дороги предприимчивыми и заботливыми немцами.

Далеко впереди стало видно зарево пожара, ветер донес запах гари. На солдат дохнуло близостью войны. От этого они стали еще тревожнее и настороженнее.

Вскоре лес по сторонам шоссе начал редеть, и дорога вышла на плоскую, без единого кустика равнину. Стало светать, и все увидели впереди догорающую деревеньку, над которой возвышался лишь островерхий костел с такой же островерхой колокольней.

В стороне от шоссе послышалась яростная артиллерийская стрельба. Пока снаряды рвались далеко в поле, напоминая о себе лишь черными фонтанчиками вырванной земли, все продолжали спокойно двигаться, предполагая, что это ведут огонь русские артиллеристы. Но когда шрапнельный снаряд разорвался над головным батальоном полка, поступила команда развернуться к бою.

В один миг все пришло в движение. Двуколка с расчетом Самойлова по приказанию начальника пулеметной команды помчалась к разворачивающемуся впереди батальону, и вскоре пулемет застрекотал на неприкрытом никем правом фланге. Только услышав пронзительный крик Самойлова: «Патроны давай!» – Денис, спрятавшийся с испуга в воронку, заставил себя выскочить из укрытия и опрометью броситься к двуколке, стоявшей в овраге. Достав две коробки, он, пригибаясь, кинулся к огневой позиции, где мгновение назад замолчал «максим», сдерживающий внезапную атаку немцев. Видя, что пулемет заглох, противник возобновил атаку, но не успели враги сделать и десяти шагов, как новый шквал свинца остановил наступление, и теперь уже надолго.

Неожиданно где-то на левом фланге батальона загремели частые-частые винтовочные выстрелы, а затем оттуда донесся душераздирающий крик:

– Уби-ли-и! Умира-а-ю!