Валерий Большаков - Гридень. Из варяг в греки

Я с удивлением разглядел малолетнего князя.

– И ты тут? А мамка где?

– В Городище осталась, – сказал Ингорь Рюрикович. – Не женское это дело – на войну хаживать.

– Правильно говоришь, – улыбнулся я.

– Так дядя Олег сказал. А тетя Бажена тоже дома осталась?

– Тоже.

– И тетя Рогнеда?

– И она.

– А-а… – малыш уже потерял интерес к женскому вопросу и решил похвастаться. Достав из-за отворота рубахи ремешок с моей пулей, он сказал: – Гляди-ко, что мне Гюрята подарил! Сильный-пресильный оберег!

– Эт-точно. А дядька Рогволт тебя не потерял?

– А я от него убёг!

Я рассмеялся, подумав, что, может, в этой реальности князь Игорь не предстанет тем слабаком и неудачником, как в той истории, которую я учил? Похоже, в известной мне исторической последовательности Игорь подхватил тяжелый комплекс неполноценности – он всю свою жизнь доказывал, какой он крутой, не хуже «дяди Олега». И ничего у него не получалось.

Олег Вещий к вратам Константинополя щит свой приколотил, беря город под свою символическую защиту, и паруса ему шелковые пошили греки, и золота отвалили – будь здоров, а Ингорь послал свой флот туда же – и пожгли его на хрен. И так во всем.

– Ингорь! – послышался трубный глас Рогволта. – Вот ты где! А я уже обыскался. Пошли, кушать пора.

– Я еще не хочу есть, – пробурчал Рюрикович, насупясь.

– Приказ командира, – развел руками я, – надо выполнять. А Рогволт пока что твой командир. Вот вырастешь, станешь князем, и тогда сам будешь Рогволту приказывать, чтоб кашу ел!

Ингорь заливисто рассмеялся и протянул ладошку воеводе. Рогволт осторожно взял ее несколькими пальцами и повел пацана, мне подмигнув.

Топайте, топайте…

Может, и выйдет толк из Ингоря? Не разбалуют его, не превратят в «мажора». И не сгинет мужик бесславно, по своей же глупости или жадности, вдвойне обложив древлян…

Хотя тут явная неувязочка выходит. Чего-то схитрил летописец. Сами считайте. Родился Ингорь в 878-м. Стало быть, когда он женится в 903-м, ему стукнет двадцать пять. А Святослав родится лишь в 944-м!

Ну, допустим, князь выйдет мужиком хоть куда и в шестьдесят восемь (хотя какие от старца дети?). А княгиня Ольга как же? Ежели она замуж вышла в шестнадцать лет, то в 944-м ей будет пятьдесят семь! Вы меня извините, конечно, но старушки не рожают, даже если вполне себе бодренькие. И есть еще одно интересное свидетельство.

Когда Святославу исполнилось двенадцать, Ольга вместе с ним побывала в Константинополе, гостила у императора. И тот был очарован ее красотою!

Константин Багрянородный что, геронтофилией страдал, чтобы очаровываться семидесятилетней старицей?

Вывод один: Ольга забеременела в шестнадцать, как тут и полагается. Выходит, родилась она в 927-м. Пожалуй, что так.

Но зачем же это было скрывать?

Выводы? Скорей всего, Ольга стала второй женой князя – не зря же греки прозывали его Ингорем Старым!

Пожалуй, что так, и никак иначе.

Или же род Рюриковичей завял на Олеге, сыне малолетнего Ингоря. Есть такие, малость туманные сведения – дескать, сгинул Олег Ингоревич в 925-м, Тьмутаракань обороняя.

Тогда становится понятным, чего это летописец хитрил. Получается, что Святослав никакого отношения к Рюриковичам не имел, что родился он, может, и от Ингоря, но явно не от того, коего Рогволт ныне пестует. Видать, славянская (тут говорят – славинская) безродная знать сменила варягов, а кто ж ее такую слушаться будет? В здешнем времени законность власти – очень серьезная тема.

Вот был такой Хлодвиг, первый из династии Меровингов. Правил франками лет за четыреста от времен нынешних. А вот галлы не признавали его королем, для них по-прежнему легитимной была власть римского императора.

Но Хлодвиг не дурак был – направил он послов к базилевсу Юстиниану, императору ромеев, как бы правопреемнику Рима. А тому не жалко было грамоту накропать – все равно Галлия не в его власти. Так и отписал – дозволяю, мол, Хлодвигу править.

И все – народ мигом угомонился. Раз уж император дает «добро», стало быть, король настоящий! Будем слушаться.

Может, и так было…

Утомившись от размышлений, я добрел до своего шатра и залег спать. Завтра отплываем.

Ближе ко граду Киеву Днепр разлился широко и вольно, утишил течение свое, как тот чиновник, считающий несолидным торопиться в его-то положении.

В отличие от прозрачных северных рек, воду которых можно было пить без опаски, Днепр нес с собой мутьевые потоки, которые то тут, то там намывали голые островки, быстро зараставшие травой, мать-и-мачехой да лопухами.

Эти пятачки суши были эфемерны, хоть некоторые из них и держались годами. В хорошее половодье их могло и смыть начисто или сместить, завалить топляком и всякой дрянью.

Холмы по правому берегу поднялись еще выше, покрываясь соснами. Ближе к реке все заросло ивняком да липами, чуть далее жестяно шелестели дубы.

Степь еще не просматривалась, но ее горячее, терпкое дыхание чувствовалось уже – лес прибрежный то и дело прерывался широкими травянистыми прогалами, авангардом степных раздолий. Дальше к югу деревья сойдут на нет, леса ужмутся до редких рощиц близ воды, а после и вовсе нечему станет тень отбрасывать – один ковыль до горизонта волноваться станет широкими разливами.

Но флот туда, во владения печенегов, не спешил пока. Кормщики правили к Вышгороду – варяжской крепости на правом берегу, верстах в двадцати от Киева.

Не доверял Рюрик местным славинам, оттого и устроил форпост подальше от их вечных дрязг да усобиц.

Гарнизон тут стоял невеликий, лишь бы путь по Днепру оборонить – Вышгород крепко сидел на высоком холме, как раз там, где имелась переправа с левого, низменного, берега.

Одна за другой скедии причаливали, становясь борт к борту, а уже к ним швартовали грузовые ушкуи и струги.

Малая дружина, засевшая в крепости, тут же выбежала встречать своих.

– Прастен! Хо-хо-хо! Вымахал-то как!

– Здорово! Как славинки?

– Да те еще оторвы!

– Ха-ха-ха!

– Княже! – проревел огромный кряжистый человечище, наполовину обряженный в заемный печенежский панцирь. – К нам ли?

– К Аскольдушке в гости, – неласково улыбнулся Олег. – Будь другом, Фудри, пошли гонца к Аскольду. Пускай, дескать, в Вышгород поспешает, чтобы купцов богатых приветить, по пути в греки идущих. Скажет пусть, что болеет старшой, потому сами и не спешат в гости. Добавь, что везут купцы много золота и важные вести из Новгорода. Только не говори, что нас тут много!

– Передадим, как надо, – уверил его Фудри. – Эй, Малко! Все слышал?

– Все, господине!

– Лети!

– Лечу!

И Малко, вскочив на коня, унесся галопом. Долго ждать не пришлось, уже к обеду показались всадники, числом десять или больше. Впереди ехали двое, оба в роскошных красных плащах.