Александр Тамоников - Клад тверских бунтарей

Дмитрий вздохнул и сказал:

— Каюсь, князь, но тут я обманул и тебя, и твоих бояр, Воронова в том числе. Ничего подобного в грамоте не было. Но иначе я не взял бы главарей и половину клада.

— Ты всех переиграл, Дмитрий Владимирович. Теперь я разумею, почему ты стал воеводой не простой, а особой дружины. Погоди-ка!.. — Тверской тысяцкий будто что-то вспомнил. — Надо же срочно гонцов на Москву отправить, успеть сообщить, что мы до прибытия новых государевых следователей взяли зачинщиков ограбления и половину добра.

Савельев рассмеялся.

— Мы?

— Дмитрий Владимирович, дорогой ты мой, не дай мне попасть под гнев царский!

— Ладно, мы так мы. Но гонцов посылать покуда не следует.

— Но тогда новые следователи поставят себе в заслугу все то, что сделал ты.

— Не поставят. За клад, икону и главарей отчитываться перед царем мне. А я укажу на твои заслуги в этом деле.

— Хорошо, коли так. А что ты собираешься делать дальше?

— Извиняй, Дмитрий Иванович, но я не могу говорить об этом даже с тобой.

— Пусть так. Но помни, князь, что если тебе понадобится помощь, то я и вся тверская дружина в твоем полном распоряжении.

— А разве прежде было не так?

Микулинский вспомнил об особой царской грамоте и сказал:

— Ну да, конечно. Так было и раньше. Ничего не изменилось и сейчас.

— Поговорить со своим ближним боярином не желаешь?

— Еще как желаю!

— Так говори, а после определи всех троих в темницу, отдельно друг от друга, а то насмерть перегрызутся. И охрану им поставь надежную, усиленную.

— Не беспокойся, Дмитрий Владимирович, попались, теперь уже не уйдут. Я особый караул к ним приставлю.

— Только не назначай начальником кого-то из своих бояр. Ненадежные они у тебя.

— Не все.

— Но Воронова-то ты прозевал, Дмитрий Иванович.

Тверской тысяцкий взял Савельева за руку.

— Но ведь это уже в прошлом. Не так ли, князь?

— Пусть будет так, Дмитрий Иванович.

Микулинский подошел к телеге, где лежали связанные пленники.

— Как же так, Всеволод Михайлович? Я доверял тебе, делился всем, а ты что натворил? Предал меня, город, нашу землю. Как ты мог?

Савельев отошел от телеги, подозвал к себе Бессонова и распорядился:

— Гордей, тебе с сыном придется убыть в осинник, Осипа подменить, а главное — встретить Егора Осина и его людей.

Бессонов кивнул и сказал:

— Понял, князь, но не могу сообразить, как ты рассчитываешь заполучить вторую часть клада и икону.

— Разговор об этом пойдет позже, когда прибудет десяток конников Осина, а пока езжай в осинник, да так, чтобы из села вас с Власом никто не приметил.

— Сделаем, воевода.

— Не спеши, сперва прокатись по кремлю, потом выезжай через Тьмацкие ворота к берегу реки, затем уже скачи в осинник.

— Сделаем, князь.

— Давайте.

Князь Микулинский заполучил в свои руки Воронова и Пурьяка, вновь стал энергичным, отдавал команды налево и направо, всеми силами стремился избежать опалы государевой.

Воевода Опарь привез во дворец семью Меченого, а вместе с ней и суму, набитую золотом и серебром.

Любава бросилась было к мужу, но ратник остановил ее. Она упала на землю и забилась в истерике. Сын просто смотрел на отца и молчал, дочь плакала.

Микулинский подъехал к Савельеву и проговорил:

— И чего Пурьяк позарился на клад, когда у него в тайнике, устроенном в погребе, хранилось целое состояние?

— Жадность, Дмитрий Иванович. Атаман разбойников хотел старость провести в роскоши, ею же обеспечить и детей своих.

— И что мне с ними делать?

— Допроси отдельно Любаву, сына и дочь. Жена не могла не знать, чем на самом деле занимался ее муж.

— Не скажет она, а бить негоже, баба все-таки. Даже если и знала, то супротив мужа не могла пойти.

— Тогда отпусти ее. Пусть идет из города на все четыре стороны, куда глаза глядят.

— Нет, эта семейка может понадобиться новым следователям, которых пришлет к нам государь. Пожалуй, жену и детей Пурьяка я тоже отправлю в темницу. Пусть посидят, ничего им не станется. Заодно и допрошу всех.

— Ты здесь глава, тебе и решать.

— А ты чем займешься? Может, все-таки поделишься этим? А то царские посланцы прибудут, и что я им скажу?

— Думаю, до их появления мы уже заполучим весь клад. Да и разбойников побьем. Тебе придется принять баб и детишек, вышедших из леса. Их может быть много.

— В монастырь отправлю. Там места всем хватит. В городе они мне не нужны. Не дай бог тверичи по злобе побьют их.

— Разберешься. Я, если что, у себя, отдохну немного. Ратники мои тоже. Ты уж распорядись, князь, чтобы им приготовили еду, за конями посмотрели.

— Конечно, Дмитрий Владимирович, все сделаем так, как надо.

— Ну и ладно. Вечером мы выйдем из города, прогуляемся до Черного леса, посмотрим, что там да как. Так что одни ворота оставь открытыми.

— Какие?

— Любые, — ответил Савельев и усмехнулся.

В два часа пополудни ратники пообедали, а после четырех выехали из кремля через Васильевские ворота.

В балке Дмитрий остановил отряд и приказал:

— Далее со мной едет только Новик! Остальные ждут здесь, глядят по сторонам, не увязался ли кто за отрядом. Коли проявится слежка, выловить ее!

Ратники рассыпались по балке, спешились, поднялись на склоны, начали вести наблюдение.

Савельев и Новик заехали на тот самый участок, где брали Пурьяка с подельниками, между лесом и рощей, посмотрели на Черный лес, который казался мертвым. Они поскакали дальше, за Гиблую рощу.

Тут к ним вышел Баймак.

Всадники спешились.

Дмитрий спросил служивого татарина:

— Ну и что тут, Анвар?

Баймак ответил:

— Было ночью движение слева и справа. Именно там, где тропы. Посредине стояла тишина. На рассвете мы с Агишем посмотрели эти самые дорожки, в топких местах заметили настильные щиты. Разбойники их прятали, закидывали грязью, травой.

— А вы все же разглядели! — Савельев довольно улыбнулся.

— Ну так на то мы и стоим здесь, воевода.

— Вас-то разбойники не заметили?

— Зачем обижаешь, князь?

— Ладно, обидчивый ты мой. Не заметили, вот и хорошо.

— А ты, князь, серьезно рассчитываешь на то, что шайка выйдет для сдачи?

— Сам-то как думаешь?

— Вряд ли. Баб с детишками разбойники могут и выпустить, все же родные души, а сами скорее всего не сдадутся.

— Какой резон им выходить? Они торговаться будут или отбивать наше нападение на свой стан. Взять его, конечно, можно, но людей при этом сгинет много. — Савельев потрепал служивого татарина по плечу. — Ты, Анвар, особо не переживай. У меня есть кое-какие соображения на этот счет.

— А ты, я смотрю, так спокоен, словно у тебя и нет важного и трудного задания, порученного самим государем.

— А нет смысла дергаться, Анвар. От того, что я буду переживать, нервничать, ничего не изменится.