Владимир Поселягин - Братишка

– Ты что сделал?! Убью!

Командиры, которые выходили со мной из немецкого тыла и которых я за это время откровенно задолбал этими трофеями, уже смеялись от всей этой ситуации, а вот мне было не до смеха, красная пелена ярости накрыла меня. Моряк успел подскочить ко мне и ударить по стволу автомата, и очередь ушла вверх. Автомат этот – мой трофей с того пленного, что мы взяли у нужника. Также моряк вырвал у меня и наган, который я почти сразу выхватил, но дальше я уже перебросил моряка через бедро, сделав подножку, откуда только силы взялись, и, выхватив охотничий нож, рванул за бойцом. Мы четыре раза вокруг избы круги намотали под откровенный ржач всех присутствующих, пока боец не ломанулся в огород, проваливаясь в снег по пояс. Плюнув в его сторону и расстроенно махнув рукой, я уже пришёл в себя, убрал нож и вернулся к группе командиров.

– Оружие верни, – велел я моряку.

– Ну уж нет.

– Банда вандалов и воров, – буркнул я себе под нос и, с тоской взглянув на вещмешки, лежавшие у ног уже вставших немцев, которые на всякий случай держали руки поднятыми, посмотрел на комкора: – Товарищ генерал, а ведь это ваш боец?

– Мой ординарец, – легко согласился тот.

Зря он это сделал. Развернувшись к нему спиной, я в предвкушении потёр ладони, вызвав очередные смешки других командиров, принял горестный вид и сказал: – Раз он ваш подчинённый, то вы ответственны за все его действия. Мне был нанесён крупный ущерб. – Я с печалью указал на мешки. – В этих мешках были мои трофеи, мои личные трофеи. Там было восемь картин Айвазовского, дорогой столовый сервиз, венецианское зеркало работы мастера шестнадцатого века, подборка редких грампластинок и… скрипка Страдивари.

Командиры, а народу ещё набежало, уже искренно потешались, да и я, честно говоря, к этому стремился, нужно поправить своё пошатнувшееся реноме, стрелять нельзя было, тем более в своего, даже в приступе ярости. Так что играл вовсю. Комкор с каждым моим словом шире улыбался, а когда я закончил, спросил:

– А разве в эти мешки всё поместится?

– Вы на несущественные мелочи не отвлекайтесь, – остановил я его. – Лучше скажите, как извиняться будете? Сразу скажу: простое «извините» тут не пройдёт. Приму что-то не менее ценное вроде моих потерь. Ожидаю предложений.

Я думал, меня пошлют, местные останутся виноватыми и, чтобы искупить вину, с максимальной скоростью отправят в Москву. План такой был. Фигу там: к генералу подошло несколько его штабных командиров и зашептали что-то на ухо, и я, слегка повернув голову, пытался подслушать, но те говорили тихо. Генерал же, слушая какого-то полковника, это оказался начальник штаба корпуса, покивал его предложению, я с подозрением посмотрел на них, и скомандовал своему адъютанту: – Лейтенант, доставьте трофей, что взяли неделю назад.

– Есть, – козырнул тот и убежал.

Трофей притащили быстро, точнее, притолкали с десяток бойцов. К моему удивлению, это оказался «кюбельваген», лёгкий разведывательный немецкий автомобиль, сделанный на базе «фольксвагена-жука». Заднеприводная машина. На капоте характерное запасное ребристое внедорожное колесо, брезентовый верх был поднят, все четыре дверцы заперты, на вид автомобиль был в порядке, сверкал как новенький. Похоже, он и был новым. На передних дверцах поверх немецких крестов были нанесены красные звёзды для опознавания.

– Мы знаем, Александр, что ты хороший шофёр, поэтому вот, прими этот дар в качестве извинений. – Широким жестом комкор указал на трофейный автомобиль, явно введя в шок большую часть зрителей. Да-а-а, смог тот удивить, реально смог.

– Зачем он мне? – с лёгким сожалением вздохнул я. – Всё равно отберут из-за нехватки автотранспорта. Тем более он, видимо, не на ходу.

Адъютант тут же сел на место водителя, загудел стартер, и машина затарахтела на высоких оборотах.

– Машина в порядке, а чтобы не отобрали, мы выправим бумагу, что это дар, и на приборной панели закрепим дарственную табличку, – предложил начштаба корпуса, на которого я сразу посмотрел с большой симпатией.

– Тогда согласен. Да что согласен, я обеими руками – за. Угодили так угодили.

Это была не разведывательная модель, а штабная. Её себе начштаба отжал, когда удалось её захватить вместе с небольшой немецкой тыловой транспортной колонной, и вот мне передал, так как почти не пользовался. А машина действительно в порядке, ни царапинки, июля этого года выпуска. Две тысячи километров всего накатала, можно сказать, обкатку ещё толком не прошла.

А вечером меня попросили устроить концерт, на что я согласился. Мои спутники тоже остались, нас накормили, сообщив, что уже отправили сообщение в штаб армии, а оттуда в штаб фронта, что мы вышли к своим. После концерта, который я отлично провёл – два часа смеха и музыки, гитару тут нашли, – мои спутники отправились на аэродром. Сорок километров за ночь нужно проехать, там их ждал транспортный самолёт. А я остался. Обоих немцев уже давно местные особисты забрали, они же и секретный груз дальше отправили с охранником, он первым отбыл ещё до концерта. Водил и женщину из прислуги того немецкого полковника они тоже опросили, что и как. Коров интенданты забрали, благодарили за них, мясо сейчас дефицит. Мои вещи были занесены в сарай, туда же закатили и машину, и всё это охранял часовой.

В остальном местные военные всё сделали чётко, действительно выправили документы на машину, по которым этот дар армейцев мне для личного пользования и его нельзя забирать. Ну и дарственную табличку из нержавейки прикрепили на приборной панели. Может, и не нержавейка, но сверкала именно как она. Местные техники из автобата это сделали, заодно машину обслужили и по широте душевной подарили мне три канистры: одну с машинным маслом и две с бензином. Вот только подозреваю, что канистры с неё и были, подходили по цвету, и держателей по бортам как раз три было.

Так как я очень торопился, то меня своим ходом отправили в сторону штаба армии. Там рядом находился крупный железнодорожный узел, откуда шла ветка к уже захваченному Воронежу. Сопровождал меня адъютант комкора, следил, чтобы не было эксцессов в дороге. Лайки сидели на заднем сиденье вместе с ящиком проигрывателя, который с трудом нам удалось втиснуть. А все мешки и ружья под капотом впереди, там был багажный отсек. Не всё уместилось, поэтому два мешка я убрал на пол у задних сидений.

На станции нас уже ждали, подняли с помощью крана машину с моими вещами на платформу с зениткой, расчистив место, а я с собаками в вагоне поехал. Поезд был грузовым, отправляли на заводы Москвы разбитую технику, как нашу, так и немецкую, все платформы ею заставлены были.

Ах да, стоит помянуть об одной новости. Пока мы в тылу выживали, под Москвой наконец начали наступательную операцию, она ещё идёт, хотя темпы и замедлились из-за растянувшихся коммуникаций и непогоды, но немцев отбросили, где на двести, а где и на триста километров. Хорошие новости, даже отличные. Так что возвращался я в Москву в единственной теплушке эшелона с двумя десятками других пассажиров в приподнятом настроении.