Владимир Поселягин - Сашка

– А ты умеешь ездить на мотоцикле? – искренне удивился дед. – Когда это научился?

– Брал уроки в Москве, там школа вождения была.

Объяснение, честно говоря, слабое, но ничего другого мне в голову не пришло, а оно необходимо было, и так много во мне странностей, на взгляд родичей.

– Ну давай, попробуй, – заинтересовался дед.

Осмотрев мотоцикл, я включил зажигание и одним рывком по заводной ножке запустил двигатель.

– Ну что, едем? – устраиваясь в седле, поинтересовался я, делая перегазовку.

– Мы за тобой, – кивнув, заторопился дед.

Тут Димка соскочил на полотно дороги и подбежал ко мне:

– Можно с тобой?

– Это опасно… но можно. Садись сзади, коляска занята.

Счастливый братишка устроился позади меня, я протянул ему очки-консервы и дал чуть газу, включив скорость, осторожно стронулся с места. Заглох, не та скорость. Методом тыка я разобрался в скоростях и покатил по своим вчерашним и свежим сегодняшним следам немцев. Подкатив к ответвлению, я встал у него и, заглушив двигатель, поднял очки на лоб. Рядом крутились три лайки, одна же, Белка, видимо, осталась с повозками.

Когда они подъехали, я снова запустил двигатель и, подминая мелкую поросль, поехал по заросшей дороге. Когда телега, что шла на буксире, также углубилась в лес, мы с дедом вернулись на дорогу и срубленными ветками, связанными в веники, замели следы. Туфтово получилось, откровенно говоря, повозки заметную колею оставляли в мягкой почве, но ничего не поделаешь. Если немцы захотят нас найти, то найдут, так что чем шустрее мы будем удаляться от них, тем лучше. И мы заторопились.

Эта заброшенная дорога оказалась ужасной, в одном месте мы даже объехали полуутопленный скелет грузовика, но главное – двигались. Маринка, что отвечала за тыл, говорила, что пока тихо, погони нет. И когда наступило время обеда, надолго не останавливались: напоили лошадей, поели бутербродов с водой и продолжили путь. Была и хорошая новость: Шарик очнулся. Немного затуманенным взором осмотрелся и, напившись воды из миски, снова вырубился. В этот раз просто уснул.

Под вечер мы добрались до большой дороги в этом районе, но выезжать на неё не стали, метрах в пятидесяти от большака разбили лагерь для ночёвки. Когда я возился с мотоциклом, ко мне подошёл дед.

– Керосина мало? – понял он.

– Километров на сорок, – кивнул я, стряхивая последние капли бензина из канистры в бак. – Надеюсь, повезёт, и встретим наших армейцев, передадим им машину и оружие. Но не всё, так что давай смотреть трофеи.

– Давай, – с большой охоткой согласился дед.

К нам подтянулись и остальные, всем было интересно.

Три мотоциклетных плаща, их без разговоров забираем. Два свернули в аккуратные тюки. Один расстелили на траве, куда стали складывать хабар. Три пары очков, мы их уже оценили – от пыли хорошо защищают, так что пригодятся. Три пары сапог. Дед с довольным видом примерил самые большие. У него размер – сорок последний, и подобрать ему обувку неимоверно сложно, приходилось по размеру у сапожника заказывать, а тут как раз у немчика оказался такой же, удачно. Родичи распотрошили три немецких ранца. В них были найдены колбаса и две краюхи хлеба. Бутылке самогона рад был только дед, понимал, что ему одному достанется. Правда, когда мы закончили и сели ужинать, он только одну стопочку принял, стресс, так сказать, снимал, вернее, остатки его.

Себе лично я отжал бинокль унтера в чехле и его полевую сумку с компасом, карандашом и блокнотом. Карту выложил, там отметки были, нашим интересно будет. По мелочи из карманов немцев много что вытряхнули. Зажигалки с куревом забрал дед, он у нас один дымил как паровоз. Деньги немецкие и документы с жестяными номерными солдатскими жетонами мотоциклистов нашим отдам.

Ещё я выщелкнул из магазинов автомата патроны, мало ли, пригодятся, убрал в мешок с оружием. Туда же – две гранаты на длинных деревянных ручках. У пулемётчика в кармане обнаружился ТТ с запасным магазином, правда, патронов всего десяток, поэтому свой наган я отдал деду. Тот знал, как с ним обращаться.

Всю ночь по дороге ездили машины, я ходил смотреть – наши. Под утро артиллерийский дивизион прошёл, на конной тяге. Что печально, все шли от границы. Причём танков не было.

Утром после плотного горячего завтрака мы собрались и, выехав на дорогу, покатили по ней на восток. Прошли мы по большаку километров восемь, и ближе к обеду я заметил, что лес расступился, и на окраине крупного села, раскинувшегося на холме, идут работы. Бойцы копали стрелковые ячейки. Их хорошо было видно, многие сбросили гимнастёрки и сверкали нательными рубахами. Да и свежая земля бросалась в глаза. Оттуда заметили мой мотоцикл, заметались, быстро попрятались, так что, дождавшись, когда из леса выедут остальные, я тихо покатил к посту на дороге. Там уже ждали. Немного злой и раздосадованный старший лейтенант довольно резко нас опросил. Правда, стушевался, когда дед устроил ему отповедь, не понравилось ему отношение командира к нам. И тот взял себя в руки и забрал мотоцикл со всем содержимым. Изучив трофеи, старлей хотел было обыскать наши повозки, но тут уже взвилась мама. Ох, она и послала его, далеко и надолго. Закончив тем, чтобы у него ноги и руки отнялись.

– А ну, пошли отсюда, – махнул рукой старлей и крикнул старшине: – Игнатьев! Пропусти!

А документы и остальное я им так и не отдал.

В селе мы остановились у колодца, все ёмкости для воды заполнили и покатили по дороге в колоне беженцев дальше. Ехали через поле, и я внимательно наблюдал за небом, ещё и малышню заставил крутить головой, оформив это вроде игры. Когда в небе появился разведчик, ничего общего с «рамой», мне сообщили сразу. Он летал на высоте километров семь. Чего немцы увидели, не знаю, но что-то рассмотрели, раз появились бомбардировщики.

– Самолёты! – закричала Валя, указывая нам за спину, ей завторили остальные.

Я, посмотрев в обе стороны дороги, увидел около двухсот человек, с десяток телег, и пятеро везли узлы на велосипедах, было две тачки с узлами. Остальные шли с мешками или чемоданами в руках, было много детей. Привстав на козлах, я осмотрелся и скрипнул зубами. Неподалёку размещалась гаубичная батарея трёхорудийного состава, та самая, что под утро гудела двигателями тракторов. Вот цель немцев. Тут и нам может достаться.

– Во-озду-ух! – закричал я. – Разбегайся-а!

Мой крик услышали и начали передавать дальше, но я уже не обращал на это внимания, а, свернув в поле и настёгивая поводьями круп своего коня Орешка, гнал телегу к небольшой роще, под рёв испуганных сестричек, что ехали со мной. Мельком обернувшись, я заметил, что, заметно отстав, дед спешил за нами, но сам скорости не сбавлял, надеюсь, телега выдержит и не развалится. Когда обезумевшая лошадь, подминая кустарник, ворвалась на опушку, я натянул поводья и с трудом остановил коня. Передав поводья Валентине, побежал на опушку – нужно деду помочь. Вместе мы остановили запыхавшихся лошадей и завели их под кроны деревьев.