Владимир Поселягин - Сашка

– Всё в порядке? – тревожно спросил я.

Мне подтвердили, что всё в норме, даже мама выдержала эту скачку, на её-то девятом месяце.

– Сволочи, что творят, – ахнул подошедший ко мне со спины дед.

Это не похоже на артиллеристов, которых бомбили, земля даже у нас тряслась, а у самой дороги ходуном ходила. Два истребителя, «мессера», судя по тонкому фюзеляжу, делали заход за заходом, расстреливая людей, как на дороге, так и в поле. Мы были первыми, кто добрался до рощи, остальные попались на полпути, не многие добежали до нас. С трудом оторвавшись от тяжёлого зрелища, я тихо сказал деду, глядя, как немцы неторопливо удаляются:

– Время обеденное, до деревни мы километра два не добрались. Иди помоги с обедом, а я пробегусь к дороге, посмотрю, кому какая помощь нужна.

– Не стоит, внучок, тебе видеть, что там делается, – вздохнув, сгорбился дед.

– Нужно, дед, нужно. Выдержу. Не волнуйся.

Дед пошёл к повозкам, там лагерь пока разобьём, а я поспешил к дороге, осматривая тела на пути. Тут же лёжа переждал повторный обстрел дороги с воздуха. Потом нашёл двоих раненых, тяжело, но живые, так что, кликнув помощь, очкарика какого-то в костюме, с его помощью перевязал их и вынес на дорогу. Уже суетились выжившие медики, оказалось дальше на дороге немцы атаковали так же санитарную автоколонну. Вот они, потеряв три машины, и помогали с ранеными. У артиллеристов уцелела одна гаубица, остальные – в хлам, да и полного расчёта не наберётся, но уцелевшие твёрдо стояли на своём, был приказ поддерживать пехоту в селе. Тракторы же не пострадали, они в той роще находились, где мы прятались.

Почти час я провёл на дороге, пока последних раненых не погрузили в машину. Похоронной команде, которая собралась из беженцев, помогать я не стал и вернулся к своим, где без аппетита поел. Почти сразу мы собрались и двинули в путь, но место бойни на дороге обошли по полю, выехав дальше, у деревни со штабом полка, что держал здесь оборону. У нас ещё много сот километров впереди, не хотелось тратить время на остановки, так что мы продолжили движение. До темноты я надеялся удалиться от фронта километров на семь – десять. Ну, про десять я, конечно, загнул, мы со скоростью пешеходов двигались, но семь точно преодолеем.

А перед темнотой очередная неприятность – уничтоженный мост через реку, где столпилось много транспорта. Беженцы даже вплавь переправлялись, хотя две лодки плоскодонки были.

– Будем вплавь переправляться, – осмотревшись, решил я.

– Это как? – удивился дед. – Лошадей и скарб бросим?

– Нет. Сделаем проще, всё перевезём на тот берег. Лошадей вплавь. Помнишь, у меня была бухта верёвки? Привяжем её и тремя лошадьми по очереди телегу и повозку по дну буксиром вытащим. Тут ширины метров пятьдесят, если связать две, хватит. Успеем сегодня, день выиграем. Сегодня мост не восстановят, да и завтра сомневаюсь.

– Хм. – Дед осмотрел реку и задумчиво потеребил бороду. – А может, и получится.

– Получится. Пойду у сапёров спрошу, что тут за дно, вон двое нижнее бельё выжимают, похоже, проверяли его. Ты, деда, пока телегу и повозку к кромке воды спусти, но чуть дальше, не где беженцы.

– Хорошо.

Дед стал по песчаному берегу карабкаться вверх в сопровождении малышни, что воспользовались моментом размять ноги, а я с Димкой и Олей направился к сапёрам, брат и сестричка, любопытствуя, с интересом пошли со мной. От усатого степенного старшины с медалью «За боевые заслуги» на груди мы узнали, что дно неплохое, песчаное, не увязнут наши транспортные средства. Телега, возможно, удержится на воде, хотя бы близко к нулевой плавучести, а вот повозка тяжелее, её точно по дну буксировать придётся. Старшина заинтересовался, почему я задаю подобные вопросы, а когда я просветил его о своей идее, почесал затылок и решил, что она вполне работоспособна. Так и оказалось.

У лодок не было лодочников, беженцы одного отправляли с другими на противоположный берег, и тот перегонял сразу обе обратно. Именно так я перебрался на противоположный берег, но одну лодку отжал и пристал к месту, где стояли наши лошади, дед их уже распряг. Мы погрузили в лодку часть припасов, всю малышню и бабушку с мамой, и я перегнал лодку на другой берег, он тут пологий, телегу и повозку поднять получится. Старшие сёстры стали носить вещи наверх.

Когда я вернулся, мы с дедом снова загрузили лодку, уже полностью освободив телегу и часть повозки. Дед забрался на корму, держа лошадей под узды, а я толкал лодку. Потом на разгруженной лодке вернулся уже с Мариной, освободили повозку и, привязав её, разматывая бухту каната, вернулись к нашим. Разгрузили лодку, вытащили повозку сохнуть, я же вернулся за телегой, привязал верёвку, и дед стал её буксировать, а я, оставив другим беженцам лодку, вернулся вплавь. Собаки тоже вплавь преодолели реку и довольны были, всё же жара стояла.

Потом мы запрягли лошадей в телегу и повозку и поднялись на высокий берег. М-да, при буксировке всю солому водой унесло, на чём теперь малышня сидеть будет?

– Вечер, будем здесь на ночь устраиваться, – осмотревшись, предложил я.

Дед одобрительно крякнул и, взяв косу, направился к лугу, где стал размашисто косить. Я же повёл повозки в рощицу, метрах в ста отсюда. Пока мама с бабушкой суетились у костра, малышня на песчаном берегу купалась на кромке воды. За ними Марина присматривала.

Мы поели, уже когда окончательно стемнело. Дед к тому времени самодельными граблями на лугу несколько снопов собрал для сушки. Завтра на телеги всё погрузим.

У нас за время путешествия уже успела устояться традиция: после ужина, перед сном, музыка, так, и никак иначе, устал не устал, а играть должен. Дома, ещё в деревне, я также часто устраивал концерты, но ни о какой системе и слова не было, а тут я реально играл для своих и тех, кто приходил на звуки музыки. Пришёл и старшина со своими бойцами. Их четырнадцать было.

Я уже исполнил несколько композиций, но тут мама, что пригрелась, сидя у костра, попросила спеть её любимую, грустную. «Генералы песчаных карьеров» нравились многим. И я, играя тембром голоса, так проникновенно спел о доле беспризорника, что пробрало всех, кто был рядом. Даже старшина, сидевший чуть в стороне, шумно сморкался в платок, скрывая, что я до слёз его довёл. Потом, подумав, я спел военную песню, до этого я их не исполнял. Это была песня Высоцкого «Он не вернулся из боя», которая вызвала оглушительную тишину, когда я закончил и положил пальцы на струны, гася их звучание.

– Сильно, – немного покряхтев, произнёс старшина. – Тебе бы, парень, выступать. Чьи песни-то?

– Сын свои исполняет, – гордо сказала мама. – Он у нас очень одарённый ребёнок.

– Молодец, давай ещё, – многоголосо доносилось из темноты, показывая, что народу вокруг собралось немало.