Владимир Поселягин - Сашка

– Сколько немцев? – успел опередить мой вопрос капитан.

– Семеро. Пять наповал, один ещё дышит, а седьмой оглушён, но живой.

– Собрать всё оружие и вещи диверсантов. Раненых перевязать. Скоро следователи подъедут, нужно предъявить им доказательства.

Лейтенант командовал, бойцы суетились вокруг, а мы прошли к оврагу.

– Это не овраг. Это что-то странное и старое, – с некоторой озадаченностью сказал я, рассматривая на удивление ровный квадрат в центре рощи.

– На основу для постройки дота похоже.

– Скорее, копали под фундамент дома, только этим и закончилось. Старый, до революции котлован копали.

– Возможно, – кивнул капитан, с интересом наблюдая, как два бойца заканчивают вязать отбивающегося пришедшего в себя контуженого. По говору стало понятно, что прибалт, немецкие, русские и свои слова в мат только так вставлял.

– Ладно, я задерживаться не могу, мне в Москву надо.

– Так с нами быстрее, мы туда же вернёмся, – повернулся капитан ко мне.

– Меня лодка на реке и собаки ждут. Не могу же я их бросить. Ещё до темноты постараться нужно вернуться.

– Понял.

Капитан записал мои данные и, прежде чем отпустить, полюбопытствовал:

– А как ты понял, что это немцы? Всё же все в нашей форме.

– Так у них подошвы на сапогах немецкие. Верх наш, а подошва немецкая. Я следы их видел, так что распознать смог, так и пошёл по ним, пытаясь узнать, что немцам тут у нас надо. Догнал только у переправы, но я об этом рассказывал уже.

– Это точно.

Жаль, конечно, что та четвёрка вернуться не успела, но, надеюсь, не долго их ловить будут. А хорошо я роте помог, всего один убитый и семь раненых. Потери мизерные, если вспомнить, какая отличная позиция у диверсантов была. Повезло, что почти все спали, когда раздался крик наблюдателя. Те, конечно, похвально отреагировали, даже открыть огонь смогли, да было поздно.

К своей лодке я вышел, уже когда окончательно стемнело. Лайки были тут, молодцы, и я решил отблагодарить их. По пути тетерева подстрелил и нёс в левой руке, немного, но хоть мясной бульон будет. Разведя костёр, подвесил котелок с водой, ощипал и распотрошил добычу, а когда вода закипела, побросал внутрь мяса, ну и остаток крупы бросил. Когда сварилось, остудил в реке котелок и разложил по мискам еду собакам, и только тогда, укрывшись курткой, уснул рядом с костром.

Часам к десяти дня я нашёл, где высадились немцы, и глухо ругнулся. С парашютами облом – не было их: судя по следам, на этой лесной поляне совершил посадку планер, развернулся и улетел. Так что мы с лайками несолоно хлебавши вернулись к лодке и, забравшись в неё, отплыли. Зря день только потерял, знал бы, мог и вчера поздно ночью вернуться. Мама, наверное, тревожится, опаздываю, вчера обещал быть. Зря не послушал, как диверсанта допрашивают, так бы и узнал, что их высадили, а не сбросили. Завтра воскресенье, знакомиться с классом и классной руководительницей будем, а вечером новоселье справлять. Кстати, а набьём-ка зайцев, чтобы было чем завтра гостей угощать.

Сказано – сделано. Настрелял семь зайцев, складировал в лодку, убрал винтовку в чехол и осмотрелся. Река чего и кого только не несла. Задумался, а не искупаться ли мне, но решил, что окунусь, когда вернусь домой. Тут и добычу побыстрее доставить надо, ну и своих успокоить. Забрался в лодку, устроив лаек, оттолкнулся веслом от берега и, отходя от него, услышал гудок катера, что шёл в сторону Москвы.

Удивлённо обернувшись, я рассмотрел знакомую фигуру и лицо. Лабухин, насколько я помню, помощник редактора на радио. Что-то там за музыку отвечал, вроде поиском молодых талантов занимался. Катер был вроде экскурсионного, по размерам типа моего баркаса; рулевой, что стоял у штурвала, по знакам Лабухина повернул катер и на небольшом ходу подошёл ко мне.

– Саша, голубчик, ты же обещал, что, как прибудешь в Москву, сразу дашь о себе знать. Я жду-жду, а звонка всё нет.

– Ну, во-первых, здравствуйте, Константин Львович. А во-вторых, дела так закрутили, что просто нет времени, однако сейчас свободен. Только домой надо заскочить, новоселье завтра, дом мы приобрели, вот дичи настрелял. Э-э-э, силками наловил.

– То, что свободен, просто отлично. Тогда давай сразу к нам, я буду на рабочем месте. Адрес помнишь?

– Конечно, на Тверской. А это новые дарования? – кивнул я на двух девчушек лет восьми, близнецов, и, видимо, на их маму.

– Да. Но тебя я всё же жду. Когда примерно будешь?

– Часа через два – два с половиной, – мысленно прикинув, ответил я.

– Хорошо, сдержи своё обещание. Я на входе оставлю тебе пропуск.

Катер потопал дальше, ну а я, подняв парус, последовал за ними. Причём умудрился догнать и обогнать. Экскурсионный назвать ходким сложно.

Меня ждали: дед и Марина на пирсе, остальные наверху.

А катер прошёл мимо, и Лабухин помахал нашим рукой, узнал. Те вроде тоже, раз ответили.

– Что-то случилось? – спросил дед, принимая добычу.

– Да. Снова с немцами повстречаться пришлось. Слух о девушках зарезанных был?

– Было, соседки натрещали.

– Вот я за этой группой и следил. Взять её не удалось, сбежали, но на основную группу роту красноармейцев вывел. Побили их. А та четвёрка ушла, вот что обидно, угнали машину и ушли. Думал сегодня по их следам пройдусь, парашюты поищу, а тех, оказывается, с самолёта высадили, тот посадку в лесу совершил, на поляне. Так что и парашютов нет. Совсем я без добычи. Вот, только зайцев настрелял на завтра, на новоселье.

– Хорошая добыча, – одобрил дед.

Он передал добычу спустившимся сестрицам, которые понесли всё наверх, я только крикнуть успел, чтобы кто-нибудь скатался за участковым, передали ему, мол, я снова с немецкими диверсантами повстречался, а мы с дедом, ухватив лодку за нос, вытащили её на берег.

– А это кто был, рукой махал? Где-то видел его.

– Помнишь того помощника редактора у моста? Это он. Пришлось дать обещание, что буду сегодня у него. Сейчас окунусь, смою пот, переоденусь – и с гитарой на радио.

– Что, прямо на радио петь будешь? – изумился дед.

– Вряд ли меня так сразу допустят. Сперва послушают, отберут то, что можно допустить до эфира, а там день назначат.

– Может, баньку? – предложил дед. – Мы тебя вчера ждали, затопили. Утром я подтапливал.

– Баня даже лучше, – согласился я.

Мы с дедом направились наверх. Мама и бабушка меня обняли – тревожились. Объяснил, почему задержался. Мама, узнав, что я скоро их снова покину, возможно, до темноты, засуетилась. И со свежим бельём я сходил в баньку. А когда, сидя в беседке, после еды пил чай, и участковый подошёл. Снял с меня показания, пожал руку и ушёл. От него я узнал, что одна из девушек была тяжело ранена, но жива. Операцию уже сделали. Удивил этим сообщением, надо сказать, ведь профи работали, не думал, что живые останутся.