Владимир Поселягин - Сашка

– Знаете, во всей Москве я – единственный человек, которому такой вопрос задавать не стоило. Просто потому, что я знаю правду, что в действительности творится на фронте, и, уж извините, уже давно сводки с фронта не слушаю. А там говорят не всю правду. Ответить на ваш вопрос могу, но те милые люди, что готовили меня к эфиру, очень просили контролировать свою речь, а без мата мне на ваш вопрос не ответить. Поэтому извините, подвести я их не могу и на вопрос не отвечу. Я правильно воспитан, меня мама учила не врать. Есть такая поговорка: «Не хочешь говорить – промолчи». Молчание – золото.

– Но почему вы считаете, что в сводках передаётся неправда? – несколько растерянно поинтересовался ведущий.

Лабухин, за спиной которого скапливался народ, схватился за голову и замахал мне руками, требуя не отвечать, но тут уже я покачал головой: вот на этот вопрос как раз ответить нужно.

– На этот вопрос я отвечу. Думаю, слушателям интересно знать. Такие вопросы уже задавали, и, насколько я знаю, никто вразумительно ответить не смог. Тем более руководство не было виновато, что информация им передаётся несколько искажённая. Прежде чем прояснить, что я знаю, опишу, откуда я получил эту информацию, чтобы не возникало вопросов на эту тему. Как я уже говорил, мы с семьёй шли по дороге смерти… Э-э-э… дорога смерти – это все дороги, где шли беженцы под постоянными обстрелами с воздуха и бомбёжками. На этих дорогах и ста метров нет, чтобы не было чьей-то могилки, а то и братской могилы. Так вот, в дороге у меня родился братик. В полевом госпитале, который нам удачно попался на пути. Мы рядом на несколько дней встали лагерем, и, чтобы отблагодарить врачей за маму и братика, я под гитару пел для раненых и медперсонала. Я и разговаривал с ранеными. Там много кто был – и пограничники, и артиллеристы, пехота, лётчики… Среди раненых был генерал-майор. Вот он на мой вопрос и ответил. И, как оказалось, причина – во лжи. Сейчас я опишу эту цепочку, чтобы было понятнее. Ну, был такой случай. Взять простого лейтенанта. Например, был бой. На роту этого лейтенанта немцы провели разведку боем. У него бойцы подбили два танка, во встречной атаке опрокинули наступающие порядки немцев и гнали их до их окопов, захватили и вернулись с трофеями. Допустим, с парой миномётов и пулемётов, да с десяток пленных взяли. Для фронта в принципе ситуация обычная. Такое бывает во всех дивизиях. В общем, обычный день войны. Если лейтенант уцелел в бою, то он напишет рапорт, перечислив количество трофеев, пленных и какие потери у роты. Он на передовой, пули над головой свистят, смысла врать ему нет. Рапорт идёт в штаб батальона. Его командир тоже ходит под пулями и причин врать тоже не видит. Поэтому без изменений отправляет его в штаб полка. Там уже совсем другое дело, комполка за место держится. Что для него такая мелочь, поэтому он округляет цифры в рапорте. Захватили пять пулемётов, пять миномётов и, допустим, ещё пушку. Пленных взяли не десяток, а тридцать. Причём о лейтенанте не вспоминают, зачем? У комполка адъютант, для примера, без ордена мается – нехорошо. Поэтому того лейтенанта вычёркивают и вписывают этого адъютанта, орден, может, и не получит, но на медаль надеется можно. Думаете, почему у фронтовиков наград практически нет, а у штабных – не в один ряд, вот как раз поэтому. После полка рапорт доходит до дивизии, его включают в сводку по дивизии. Но опять-таки: для дивизии – это мелочь, и там тоже для увеличения приписывают. Захвачены многочисленные трофеи, взята в плен сотня немцев, и рапорт идёт дальше. Когда он доходит до Генштаба, то информация искажена настолько, что правды там фактически нет. Разве что участок, где всё произошло, указан верно, да и то не всегда. Так ведь и в Генштабе не дураки сидят, и там схватились за голову, что делать, не знают, и как эту вакханалию прекратить, не представляют. Генерал говорил, к ним комиссии зачастили, сверяют всё. Аналитический отдел собрали, но это всё полумеры. И генерал меня этим рассказом настолько поразил, что за время путешествия я ломал голову, как эту проблему решить. И знаете, нашёл решение, причём очень хорошее и действенное. Если меня слышит командование РККА, то вот оно. Нужно сформировать специальные группы, которые подчиняются только командующему, если у них что-нибудь потребуют, например, командование фронта, они могут только просить, и то вежливо. Команда состоит из начальника, в звании полковника, может, ниже, комендантского взвода, радиоузла, взвода осназа или разведвзвода и подразделения дознавателей-следователей, куда входят переводчики. Подразделение секретное, можно маскироваться под разные службы. Лётчиков, химиков или сапёров. Не паникуйте, что я выдаю возможные секретные сведения, немцы всё равно узнали бы об этих подразделениях, если их решат сформировать, достаточно быстро, а при высокой секретности они всё равно повлиять на ситуацию никак не смогут, знают и знают, что такого? Главнокомандующий, который будет держать прямую связь с командирами этих подразделений, будет иметь прямую информацию с фронтов с высокой степенью достоверности и свежести. Этот полковник, изучая информацию по сводкам, сможет отправить, если потребуется, дознавателей в те части, откуда идёт информация, и они смогут пройти до непосредственных участников боя и собрать информацию, кто занимается приписками. Если информацию какую получить, немца притащить для допроса, чтобы прояснить обстановку на фронте, для этого разведчики есть и переводчики. Уверен, при действии на всех фронтах таких групп уже месяца через два-три, край – через полгода, информация будет поступать точная и в срок. Научат, как её подавать и не искажать. Сейчас эти приписчики себя вольготно чувствуют, наказание за такое враньё не предусмотрено, а как появятся те, кто дружит с головой, сами прекратят это дело. Другого выхода в этом я просто не вижу. Как видите, на ваш второй вопрос я ответил, ваши сотрудники для сводки и новостей берут информацию у военных, а какая она к ним поступает, вы уже не виноваты. Жаловаться нужно не на вас… Да и на первый ваш вопрос я всё же отвечу, но без подробностей, хотя они у меня и есть. Мы победим, не скоро, тяжело, но победим. Кстати, общаясь с разными ранеными, я систематизировал информацию и понял, что пока РККА не изменит некоторые уставы, потери так и будут велики. Если интересно – думаю, на фронтах нас слышат, – я опишу, что требуется изменить. Без этих кардинальных изменений при ведении боевых действий немцев удержать просто нереально, это, уверен, понимают и фронтовики, те, кто находится на переднем крае.

В это время скользнувшая к нам женщина положила перед нами листы. Диктор, который уже давно сидел бледный, заметно воспрял духом. Да и я, прочитав сообщение редактора, удивлённо поднял брови и обернулся. Тот кивнул. В листе было написано, чтобы мы продолжали. Всё равно время моего выступления прошло ещё десять минут назад. Да ещё только что позвонили сверху, САМ звонил, ценз дал добро. Правда, редактор просил за рамки всё же не выходить.