Василий Звягинцев - Дальше фронта

– Эй, там! Предлагаю выбросить все имеющееся оружие наружу. Питание и нормальное обращение гарантирую. В противном случае прикажу немедленно открыть огонь на поражение!

Подрагивающий в такт холостым оборотам дизеля ствол пулемета подтверждал серьезность угрозы.

Все карабины немедленно вылетели наружу через просветы между прутьями. Хоть живой, хоть покойник с детства привык, что российская армия шутить не любит.

– Все? Ножей, пистолетов ни у кого не осталось?

– Ножи тоже, командир? – сдавленным, но отчетливым голосом спросил старший.

– Тоже, тоже, бросай все.

Убедившись, что распоряжение выполнено, Бубнов позволил себе слегка расслабиться, достал из портсигара папиросу. Миллер стоял сзади и слева, держа ружье на изготовку. Ему очень интересно и одновременно странно было видеть вместе, в одном качестве и тех, кто копал могилу, и тех, что покорно ждали, когда товарищи их зароют. Сразу узнал того, разговорчивого и умного, которого хотел взять живым, да не получилось.

– А теперь поговорим. Ты здесь главный в своей банде? – Максим указал пальцем. – Ты понял, что с вами случилось?

– Кажется, понял, командир. Никогда не верил в такое, а вот приходится. А вы тогда кто – ангелы небесные или по другому ведомству?

Бубнов для себя решил, что если он будет продолжать воспринимать происходящее с точки зрения обычного человека, то повредится в уме не хуже капитана второго ранга Кедрова. Тому как раз именно на этом сорвало башню . А здесь нужно исходить только из непосредственной реальности, не забивая голову пустяками.

– Абсолютно по-другому. А у вас появился прекрасный шанс и в этом мире устроиться с максимально возможным комфортом. Райских садов не гарантирую, но и котлы со смолой, и раскаленные сковородки можно пока вывести за скобки. При разумном поведении. Что сейчас и проверим…

– Эй, а тебя, господин, я запомнил, – неожиданно сказал покойник, обращаясь к Миллеру.

– Да неужели? – не растерялся войсковой старшина. – И как воспоминания?

– Не то чтобы очень. Пока ты на дороге суетился, я на тебя все время и смотрел, от тебя главной пакости ждал, думал, что хозяин твой носом в грязь зарылся и в штаны наложил. А потом как кувалдой по лбу – и все. Очнулся уже в этом качестве.

– Так и не хрена ворон ловить, – мстительно сказал Миллер. – Не умеешь – не берись!

Остальные покойники интереса к разговору не проявляли, сгрудились в дальнем углу клетки, осоловевшие, с бессмысленными, неживыми глазами. Будто стараясь максимально соответствовать своей нынешней сущности. Это было достаточно странно, с точки зрения Бубнова. Разве только допустить, что каждый из них активизируется прямым и напористым обращением лично к нему, а так посланцы внешнего мира для них интереса, кроме пищевого, не представляют.

Но Максиму заниматься сейчас праздным теоретизированием было недосуг. Главное – немедленно и в полной сохранности доставить добычу в Центр, а там для их изучения найдется и время, и специалисты.

У нас ведь как – объяви конкурс на замещение вакансии главного некроманта или обер-чернокнижника, с чином и приличным окладом жалованья, от кандидатов отбоя не будет. И каждый солидные рекомендации с последнего места работы предъявит, и ходатайства научной и иной общественности.

Замысел первой войсковой операции, разработанный оперативным штабом «Варшава» на основе результатов рейда группы Ляхова – Уварова, отличался оригинальностью и даже стратегической дерзостью. А главное – с академической точки зрения, исходя из соотношения сил, представлялся трудновыполнимым, а скорее всего, просто невозможным. На чем и строился расчет.

Прежде всего инсургенты, консультируемые профессиональными военными аналитиками некоторых европейских армий, ждать первого удара российских войск именно здесь совершенно не могли. По причине всем очевидной – район Радома, с его мощным комплексом оружейных заводов, был одним из наиболее важных центров формирования регулярных частей «НСЗ», численность которых, по косвенным данным, насчитывала до пятидесяти тысяч штыков. Причем от передовых позиций первой гвардейской дивизии генерала Слонова, начавшей развертывание, опираясь на крепость Перемышль, до Радома почти триста километров.

И все эти непростые километры в случае начала полномасштабных боевых действий придется преодолевать с боями, в крайне неблагоприятной военно-политической обстановке. Ось наступления неизбежно должна будет проходить вдоль Малопольской границы, открытой для действия «партизанских» отрядов, а правее русские войска встретят ряд прочных узлов обороны повстанцев, вроде Тарнобжега, Сандомира, Островца.

То есть, по любым расчетам, прорваться к Радому даже передовым отрядам раньше, чем через неделю, не удастся, причем с тяжелыми потерями. А за это время город можно окружить многополосной обороной, поддержанной тяжелой артиллерией, и, когда направление главного удара выяснится окончательно, поднять на его защиту сотни тысяч боевиков и ополченцев.

С точки зрения стратегии и тактики гораздо более вероятным представлялось бы концентрическое наступление русских войск с севера и северо-востока на Торунь, Ольштын и непосредственно Варшаву.

В пользу же проведения именно Радомской операции говорило то, что город являлся узлом пересечения четырех крупнейших автострад и двух железных дорог. В случае его взятия можно было полностью разрушить транспортную связность мятежной провинции, а сообщение между Варшавой и Краковом если и сохранится, то очень окольное, в пять раз длиннее нынешнего, через Вроцлав и Познань.

Не говоря о том, что потеря «собственной» военной промышленности станет для мятежников настоящей катастрофой.

Захваченного в десятке не слишком больших российских гарнизонов оружия, тем более боеприпасов, надолго не хватит, а сколько-нибудь масштабные поставки из-за рубежа в настоящее время представляются маловероятными. Пара-другая грузовиков в день, минуя германские и чехословацкие погранпосты, может, и прорвется, а для приличной армии его требуются эшелоны и эшелоны…

Даже падение Варшавы было бы для польского сопротивления гораздо меньшим ударом.

Российский генштаб все это прекрасно понимал, и вариант наступления на Радом рассматривался, но был признан в нынешних условиях нереальным. Для его проведения требовалось не менее пяти дивизий полного штата, которых в европейской части страны не существовало просто физически. Поэтому единственно возможным представлялось методическое продвижение по сходящимся направлениям на Варшаву по территориям с дружественным или хотя бы нейтральным населением, то есть то, что раньше называлось «тихой сапой». [73]