Мария Дахвана Хэдли - Магония

Воздух раскалывается, повсюду вспышки света, небо разверзается у нас над головами, а мой высокий, сладкий, смертоносный голос все не смолкает.

Кончиками пальцев, языком, зубами я чувствую, как вспыхивает пламя.

Я создаю настоящий шторм – из воздуха, из нас самих.

Это песня смерти, только я не знаю, кому она посвящена: Джейсону ли, Хейуорд или целой вселенной.

Милект противится, отказывается мне подпевать, а я закашливаюсь.

Воспользовавшись моментом, Дыхание выпрыгивают за борт, окутанные мраком.

Хейуорд покидает корабль последней. Она что-то гневно кричит и, в последний раз взглянув на меня, ныряет вслед за остальными.

И, прежде чем мы успеваем опомниться, они исчезают в ночной темноте.

Мой голос подрагивает. Не могу. Не могу.

Джейсон .

Колени подгибаются. Я продолжаю петь, но уже сама не знаю что. Моя песня наполнена скорбью, и через минуту ее сменяют рыдания.

Команда тщательно обыскивает «Регалекус», который все еще висит в небе на одном парусе. Они открывают шкафы, отпирают хранилища, забирают припасы.

Я хожу по кораблю вслед за Даем, точно во сне, и все думаю о видеозаписи с кальмаром, об обугленной записке, о том, что его больше нет.

Он умер. Он умер?

Внутри меня пустота. Я больше не буду плакать на глазах у Дая. Я вообще никогда больше не буду плакать.

Потому что остановиться уже не смогу.

Дай отодвигает занавеску, закрывающую один из иллюминаторов, и помещение заливает слепящий серый свет.

– Сожалею, – говорит он вполголоса.

– О чем?

– О том, что случилось с твоим другом, – говорит он.

Он смотрит на меня с горькой улыбкой. Его лицо выглядит напряженным.

– Я знаю, ты любила его.

– Я…

– Я знаю, каково это, – перебивает он. – Я знаю, каково это – терять любимых.

Я зажмуриваюсь и долго-долго не открываю глаза.

– Что ты задумала? – спрашивает он наконец.

– В смысле?

– Ты уплыла с птицей сердца Заль, – говорит он.

– Ничего, – говорю я. – Я совершила ошибку.

– Ты выпустила сокола на волю, – говорит он.

– Да.

Дай кивает.

– Даже если он и правда предал Заль, он этого не помнит. Ты правильно поступила. Он не мог петь, от него не было никакой пользы. Давно надо было его отпустить.

Он открывает стоящий в углу шкаф, и я мельком замечаю что-то бледное, что-то похожее на кожу. Неужели там спрятан труп?

А вдруг это…

– Это всего-навсего оболочки, – говорит Дай. – Ты сама такую носила. Только это новые модели, и они куда лучше твоей. Должно быть, Маганветар хочет проникнуть в мир утопленников. Это очень ценные сведения.

Он молча перебирает оболочки. Каждая помещена в отдельный чехол. От одного их вида меня передергивает. Дай берет меня за руку, но его прикосновение не приносит мне облегчения. Достав одну оболочку из шкафа, он показывает ее мне.

Плоская, сдутая, она больше напоминает костюм, чем тело. Ее бледное лицо со слегка приоткрытыми губами выглядит умиротворенным и немного грустным. Эта кукольная женщина висит в прозрачном застегнутом на молнию чехле. У нее длинные светлые волосы, а глаза закрыты.

– Как они вообще работают? – спрашиваю я, пытаясь отвлечься.

Не вынимая оболочку из чехла, Дай поворачивает ее и показывает мне застежку у нее на спине.

– Чтобы она обернулась вокруг тебя, достаточно просто дотронуться до нее. Она покроет твою кожу и внутренние органы. Тебя в твоей оболочке нельзя было отличить от утопленницы, хотя непонятно, почему она прослужила так долго. Она должна была сноситься где-то за месяц.

Как же мне хочется завернуться в свою старую оболочку, в свое привычное человеческое тело, которое я так хорошо знала, пусть даже оно досталось мне из Магонии и в любую минуту могло отказать. Но его больше не существует. Я переродилась, как самая неудачливая в мире птица-феникс.

Я протягиваю руку, чтобы расстегнуть молнию на одном из чехлов. Здесь множество различных оболочек: мужчины, женщины, дети, старики. Дай выхватывает чехол у меня из рук.

– Смотри не упади в оболочку, – предостерегает он. – Дотронешься – и она сразу на тебя наденется.

Висящая в соседнем чехле оболочка открывает глаза и устремляет на нас взгляд.

Я с криком отступаю назад. На нас смотрит темнокожая девушка с косичками. На вид она не старше меня.

Поежившись, Дай перебрасывает парочку-другую чехлов через руку.

– Они пустые. Это просто рефлексы, – говорит он.

А мы, между прочим, забираем себе добычу с поверженного корабля. Не знаю, кем мы были раньше, но теперь мы уж точно стали пиратами.

Оболочка темнокожей девушки продолжает наблюдать за мной, лежа у Дая на руках.

Мы грузим чехлы на «Амину Пеннарум» вместе с провизией и прочей добычей, какую нам только удалось найти.

Мы с Милектом поем тихую песню, чтобы освободить оставшийся парус. Осы спиралью улетают вверх. Светает. Под нами океан, белые гребешки волн и корабль Дыхания, который стремительно несется вниз.

Как мне сказали, он распадется на части. В морях и океанах плавает множество обломков магонских кораблей. Они едва заметны или вовсе скрыты от человеческих глаз.

Думаю, натолкнувшись на следы крушения магонских кораблей, дайверы не заметят в них ничего странного. Они примут их останки за обломки обычных кораблей, которыми и так усыпано все морское дно.

– На этом и покончим, – говорит Заль едва слышно, обращаясь ко мне одной. Помимо гнева в ее голосе звучит что-то еще. – Кару улетел. Что сделано, то сделано. Я прощаю тебя. Если он и правда предал меня, значит, он мне не принадлежит. – Ей тяжело дается этот разговор. – Но больше ты меня не ослушаешься. Договорились? Этот раз был последним.

Из-за скорби мои мысли затуманены, в сознании произошел разлом.

– С ложью тоже покончено, – продолжает Заль. – Ты и я – вместе мы выступим против Маганветара. Заправив мне за ухо прядь волос, она ласково шепчет: – Еще не родился ребенок, который был бы таким желанным, как ты.

Ее признание не вызывает у меня никаких чувств. Внутри я умерла.

– Здесь тебя любят, Аза, – говорит она с улыбкой. – Очень любят.

Любят. Я не могу найти утешения в любви Заль. Но я снова на борту «Амины Пеннарум».

Джейсона убили по приказу Маганветара.

Я выхожу на тропу войны.

На небе еще можно разглядеть звезды, а по правому борту уже занимается рассвет, белый, блеклый. В этих краях солнце встает не из-за гор или горизонта: оно поднимается над бесконечными ледяными просторами. Милект что-то насвистывает у меня в груди, а я все думаю о Джейсоне. Мне придется свыкнуться с мыслью, что я больше никогда не увижу его, никогда не возьму за руку. Вообще-то я давно должна была это уяснить. Его лицо возникает у меня перед глазами: сосредоточенно хмурясь, он смотрит куда-то в сторону. Наверное, обдумывает, как добиться очередной цели. Я знала о нем все – в подробностях, по минутам и секундам. Но так было раньше.